* * *
— Да что б тебя!
Елочный шарик, нежно любимый еще в
пору детства, вывалился из руки и с тонким звоном разлетелся на
осколки. Я ощутила, как кровь начинает пульсировать в ушах,
наверное, и глаза налились кровью, а еще спустя пару секунд
захлопала «крышечка чайника». Был бы у меня свисток, я бы
непременно засвистела под напором пара, рванувшего наружу.
— С меня довольно, — сообщила я
пластмассовому Деду Морозу, глазевшему на меня из-под елки, на
которой уже мигала огоньками гирлянда. — Я его убью.
Дед Мороз смотрел на меня, и мне
чудился в его взгляде призыв: «Сделай это, детка!». Шумно выдохнув,
я круто развернулась на пятках тапок-оленей с большими красными
носами и, сжав кулаки, устремилась к двери. Причина моей лютой
ненависти и жажды убийства жил в соседней квартире, потому долго
бежать не пришлось.
Выскочив на лестницу, я метнулась к
соседней двери под забойную мелодию, первые звуки которой
перепугали меня и вынудили вздрогнуть, следствием чего стала
невосполнимая потеря елочного шарика. Нет, я не неврастеничка, даже
не истеричка, но он меня достал. Нет, не так. Он. Меня. Достал.
Новый сосед поселился в нашем доме
не так давно, но успел измотать мне нервы. А ведь с первого взгляда
казался приличным человеком! Да я даже поглядывала на него из
окошка и думала, какая лапочка! Этакий образец мужественности без
всякой примеси этой нынешней лощености. Опрятный ухоженный мужик,
не лишенный привлекательности.
У него был большой мотоцикл, который
бабульки в нашем дворе называли зверюгой. Наш новый сосед имел
густые волосы длиной немного ниже плеч и аккуратную бородку, от
которой млела соседка, жившая этажом выше. Ходил, гордо вздернув
подбородок, и походка у него была такая вальяжная, живо напоминая
сытого хищника. Голос низкий и глубокий, глаза ярко-голубые и
ясные. Руки… О-о, его руки… Сильные, с развитой мускулатурой,
впрочем, она у него вообще была развита (не только на руках).
Но что меня завораживало, так это
его кисти. Было в них что-то аристократичное. Длинные пальцы,
аккуратные ногти, будто сосед был частым гостем в маникюрном
салоне. И когда он разговаривал, жестикулируя со скрытым
благородством, я не могла оторвать взгляда от его рук. Прибавить к
этому завораживающий голос, брутальный образ, весьма внушительный
рост и роскошную атлетическую фигуру… Ну разве же не конфетка?! Да
мы все пустили на него слюни! Кто-то и сейчас продолжал пускать, а
я если только ядовитую. Ту самую, которая капает с клыков. Потому
что… ДОСТАЛ!
Нет-нет, он не хамил. Вот уж чего не
было в лексиконе соседа, так это брани. Наш Алекс, так его звали,
оказался вежливым и галантным. Рыцарь! Чтоб ему было пусто. А еще
не было наглости в известном смысле этого слова. Но она проявлялась
иначе. Да! Вот и червоточина в этом зрелом плоде сладостных грез, а
куда ж без нее? Не могла же я возненавидеть этот образчик
мужественности просто так.
Так вот, он слушал музыку. И что
вроде бы такого? Все мы ее слушаем. Кто в наушниках, кто-то через
динамик, кто-то громко, а кто-то был Алекс. Когда он включал
музыку, казалось, что за стеной бушует огромный стадион. Мне
чудилось, что у него нет стен, одни сплошные динамики. Каким чудом
не взрывались стекла, я не знаю, но факт оставался фактом – они
дребезжали, но упорно держались в рамах. Как и посуда, будто
вцепившись невидимыми ручками в полки, несчастные чашки и тарелки
позвякивали, но оставались на своих местах. А вот мои нервы нет.
Они давно объявили о нашем разрыве и покинули меня, оставив
психом-одиночкой.
Я пыталась поговорить с Алексом.
Убеждала, увещевала, угрожала, и он каждый раз заверял, что
подобного не повториться, однако врубалась музыка, и все
обещания разлетались под забойный ритм очередной рок-команды. И
самое смешное, что больше никому он не мешал. Я не понимала, как
такое возможно, даже начала подозревать заговор. Ну а кто знает,
вдруг это я безумная соседка, от которой весь дом желает
избавиться, и теперь они выживают меня при помощи Алекса? Однако
верить в это отказалось самолюбие, и потому я продолжила ненавидеть
соседа. До сегодняшнего дня я еще крепилась, но шарик стал
последней каплей. Вот и представьте, в каком взвинченном состоянии
я примчалась к его двери.
