Ной не помнил, когда в последний раз выходил из дома... Он даже
не был уверен вторник сегодня или пятница, зима за окном или лето –
все смешалось в его голове, перевернулось с ног на голову,
расплылось по черепной коробке одной-единой расплывчатой
кляксой.
И клякса эта называлась отчаянием... Мрачным и беспросветным,
таким, от которого волком хотелось выть. И он не был уверен, что
именно так и не поступал, когда пробуждался посреди ночи со
стиснутыми зубами, пальцами, вцепившимися в мокрую от слез
подушку.
Жить в такие моменты ему решительно не хотелось... Разве что
утопиться... или утопить печаль в очередной бутылочке алкоголя.
И он топил... Старательно, со знанием дела, только вот желанного
облегчения это не приносило. Он всего лишь становился тенью самого
себя прежнего, призраком, блуждающим по осколкам былой счастливой
жизни, и осколки эти терзали душу снова и снова.
Причем пьяным, как выяснилось, он становился еще
сентиментальнее, и терзания эти накатывали с особенной силой...
Кто-то затарабанил в дверь.
Обычно Ной игнорировал попытки стороннего вмешательства в свое
нынешнее существование, просто не хотел никого видеть, однако этот
визитер оказался донельзя настойчивым: продолжал сотрясать дверь
оглушающим стуком и пронзительными, крайне раздражающими трелями
дверного звонка.
– Ной, открой уже эту чертову дверь! – раздалось свирепое
мужское рычание, и Ной узнал голос своего друга. Тот являлся как по
часам, в одно и то же время... Звонил, стоял под дверью, но еще ни
разу не вел себя столь по-варварски. – Если не впустишь меня,
выломаю ее к чертям собачьим.
Ной прошаркал ногами мимо сверкающей игрушками искусственной ели
в углу, мимо подарков, выложенных под ней аккуратными стопками,
мимо... женского пальто на крючке гардероба, мимо... детских
сапожек...
Щелкнул механизмом замка и впервые за долгое время ощутил
дуновение морозного морока, ворвавшегося в дом вместе с Петером и
его встревоженным выражением лица.
– Привет, дружище! Рад, что не пришлось выламывать твою
дверь. – И скривился помимо воли: – Ну и запашок, когда ты в
последний раз мылся? Пару недель назад?
Ной не считал нужным отвечать на подобный вопрос, к тому же, он
просто-напросто не знал на него ответа. Впрочем, Петер не стал
зацикливаться: прошел прямиком на кухню и начал по-хозяйски там
орудовать. Наполнил водой электрический чайник, полез в
холодильник...
– Ты вообще хоть что-нибудь ешь? – поинтересовался, окинув
взглядом его полностью пустые полки. – Кроме этого, конечно... –
Кивком головы он указал на вереницу пустых бутылок на барной
стойке.
И Ной, едва сумев разлепить спаявшиеся от долгого молчания
голосовые связки, проскрипел несвоим голосом:
– У меня нет аппетита.
Лицо Петера дрогнуло, кадык дернулся туда-сюда: он явно не хотел
усугублять страдания друга своей жалостью к нему. Тот и сам неплохо
с этим справлялся...
– Но хотя бы чай ты у меня выпьешь. С печеньем! – и
выложил на столешницу, найденную в шкафу пачку рождественских
печений. – А завтра я привезу продукты. И ты мне откроешь,
договорились?
Ной молча кивнул. У него не было сил на споры... Чертовски
хотелось лечь и уснуть. Проспать до утра без изматывающих душу
кошмаров... А лучше и вовсе не просыпаться.
– Вот и лады, – продолжал между тем суетиться Петер. – Я
тут тебе подарочек привез. – Достал заварной чайничек и всыпал в
него чего-то из маленького розового пакета, извлеченного из
кармана. – Заскочил по делам в центр города, а там рождественский
базар начался... Суета, как обычно, сутолока. Заприметил лоток с
чайными сборами и решил побаловать старого друга... Гляди,
называется «Грезы Ландоры». – Он продемонстрировал Ною бумажный
пакетик с вязью из алых роз. – Хозяйка лотка уверяла, что именно
этот состав дарит успокоение измученному сердцу и пробуждает
воспоминания.
