Иннинг первого
теста
«По весне самки кроленей обрастают пушистым персиковым мехом и
начинают источать особый аромат, напоминающий запах лесных ягод. За
право обладать сердцем такой красавицы самцы борются друг с другом,
не жалея рогов своих, оттого и треск стоит в английских лесах».
Из книги «Лесная дичь» Вилфа Лонграфла
Тест первый
Кроленьи
бега
I
Для Анфисы Ксаверьевны Любчик эта история началась с предложения
руки и сердца. И хотя многочисленные дамские романы приучают нас,
что хорошие сюжеты должны таковой сценой скорее заканчиваться,
хозяйка дома в Пекарском переулке прожила достаточно насыщенную
жизнь, чтобы верить в них лишь до тех пор, пока не перевернута
последняя страница.
Поэтому именно предложение руки и сердца побудило ее совершить
поступок, который в другое, более спокойное время показался бы
сущим безумством. Ведь, как известно, женщина, доведенная до
отчаяния, может пойти на крайние меры. И в тот знаменательный день
Анфису Ксаверьевну до отчаяния доводило мучительное признание
Калины Ипатьевича Маслова в вечной и пламенной любви. Вид купца
второй гильдии не наводил на мысли о чем-то вечном и уж тем более о
чем-то пламенном, скорее уж о бренности всего живого и о том,
насколько холодной выдалась нынешняя весна.
— Я, милая моя Анфиса Ксаверьевна, честно, токмо визитами к вам
и спасаюся… — низко-низко, словно притомившийся в полдень шмель,
гудел норовивший встать на колено жених.
К несчастью, колено было больное, потому он тут же
подскакивал, а через пять минут повторял сие упражнение, напрочь
позабыв о предыдущих неудачах. Калина Ипатьевич был еще не дряхл,
но все ж годков на десять постарше своей избранницы. Волосы,
стриженные в кружок, отливали серебром, да и посреди самого кружка
уже образовалось порядочное озеро — того и гляди выйдет из берегов.
Рубаху купец надел алую, праздничную, и сапоги хромовые, вот только
не понять, что поскрипывает, хром этот или коленные суставы
хозяина. В общем, шик, да не тот шик, которого Анфисе Ксаверьевне
хотелось бы.
Сама она, несмотря на свой элегантный возраст, привлекательности
отнюдь не утратила. Куда там, иной раз и студенты засматривались на
эдакую импозантную барыню. Была наша героиня ладная и мягкая,
округлая, где надо, и тонкая, где следует, со светлыми волосами,
которые безо всяких женских ухищрений завивались колечками, и
маленькой кокетливой родинкой под уголком правого глаза,
придававшей почтенной вдове военного офицера несколько
легкомысленный и игривый вид.
«Какая жалость, что Калина Ипатьевич дозрел до изъяснения своих
чувств раньше, чем я придумала деликатный способ его отвадить, — с
досадой размышляла она, прикидывая способ отказать таким образом,
чтобы не прослыть слишком уж разборчивой невестой. — Было бы из
чего выбирать, чтобы направо и налево разбрасываться такими вот
Калинами Ипатьевичами».
Иногда, в особо трудные жизненные минуты, Анфиса Ксаверьевна
мечтала переложить свои вдовьи тяготы на крепкие мужские плечи, но
то ли плечи нынче пошли не те, то ли ей все никак не везло,
решиться, на чьи же именно, не представлялось никакой
возможности.
Посему, пока гость неутомимо басил, словно большой колокол на
соседнем соборе, хозяйка дома как бы смущенно прикрыла глаза,
загадочно трепеща ресницами, а сама тем временем поглядывала на
улицу, пытаясь подобрать слова для подходящего случаю ответа.
Купцу, старому знакомцу еще ее покойных родителей, следовало
отказать, несмотря на денежные проблемы и сына лицеиста, из-за
беспокойства о судьбе которого эти проблемы, собственно, и
возникли.
Неожиданно даже для самой себя Анфиса Ксаверьевна наткнулась на
границу, до которой простиралась ее, казалось бы, безграничная
материнская любовь. Впервые за несколько лет ей в голову пришла
крамольная мысль, что дворянский лицей не так уж и нужен
Матюше…
