Глава 1
1 век н. э. Верхняя Мезия[1],
близ города Наиссус.
Он помнил все. Когда они
расстались, ему было семь или
восемь лет, он не знал точно.
Три зимы они провели в этих
бараках, значит, привезли его четырех
или пяти лет от роду. Он
ничего не помнил о том, что
было до плена. Все его воспоминания
начинались с барака, длинного глинобитного
строения, в котором в тесноте и
смраде проживало около сотни рабов.
Барак делился пополам дощатой
перегородкой, и малые дети обитали
на женской половине. Женщины везде
остаются женщинами и заботились они
сообща о детях, своих, которых
удалось уберечь, и чужих, разлученных
с родителями или вовсе оставшихся
без таковых. Маленький Славиус был
горд – у него была старшая сестра,
и он чувствовал себя защищенным,
не понимая, что маленькая девочка,
случись что, не сможет защитить
ни его, ни себя. Она называла
его – славный, славненький - и это
стало его именем. Чужие не
могли произнести это славянское слово
и стали звать его на ромейский
манер – Славиус.
У них с
Русаной, так звали его сестру,
был свой мир – тюфяк в углу
барака, набитый соломой и паклей,
который стал для него олицетворением
родины, началом воспоминаний. Здесь,
укрывшись тряпьем, он слушал ее
рассказы о далекой стране, неведомой
Венетии. Там, в этой сказочной
стране их ждали отец и мать,
там спокойно, тепло и красиво,
много хлеба и добрые люди.
Славиус, несмотря на малый
возраст, осознавал, что встретились
они здесь, в неволе, и никаких
отца и матери у них нет.
Но это осознание жило в нем
отдельно, само по себе, как
бы в другом человеке. Он
искренне верил рассказам сестры, и
они проросли в его сознании
и душе, как семена, попавшие на
благодатную почву и заботливо
орошаемые живительной влагой.
Иногда Русана
помогала старшим рабыням прислуживать
в вилле и приносила, пряча под
платьем, вкусные объедки с хозяйского
стола. Укрыв сшитым из кусков
тряпья подобием одеяла, она кормила
брата и рассказывала сказки,
слышанные ею от своей бабки, а
он перебивал ее и просил снова
и снова рассказывать о далекой
прекрасной Венетии.
- Русана, расскажи
лучше, как мы катались на
санках с горы.
- Я тебе уже сто
раз рассказывала. Ну, ладно, слушай.
Теперь он не
помнил всех подробностей тех
рассказов, но на всю жизнь
сохранил впечатление и ощущение
Родины, и свою принадлежность к
народу, о котором ничего почти
не знал, и язык которого стал
забываться с годами.
Немало он повидал
людей, рожденных в неволе, не
ведающих ни роду своего, ни
племени, говорящих на чуждом для
них ромейском[2] языке и так и
не ставших частью народа, населяющего
великую страну. В этих людях не
было стержня, в трудной ситуации они
ломались без отчаяния, без злости,
покорно принимая несправедливость
судьбы. Куда крепче были люди,
помнившие, откуда и кто они, и
которым было куда вернуться. И
он прекрасно понимал чувства, которые
испытывали эфиопы, тоскующие по своей
жаркой африканской родине, или
отважные галлы-гладиаторы, поющие после
боя протяжные свои песни. Только
в отличие от них, он никогда
не рассказывал о своей родине и
чужие рассказы слушал с полным
равнодушием.
[1] Верхняя Мезия – в 1в.н.э. римская провинция,
административный центр – г. Наиссус
