Утром в понедельник такси плавно скользило по улицам родного города, а Светлана Николаевна Злотова смотрела в окно с выражением профессиональной сосредоточенности, которое за семь лет во Франции стало её привычной маской. Ей казалось, что эта маска защитит её от нахлынувших воспоминаний, но с каждым поворотом, с каждой узнаваемой деталью в груди становилось всё тяжелее.
– Вы надолго к нам? – поинтересовался водитель, поймав её взгляд в зеркале заднего вида.
– На столько, сколько потребуется, – ответила она с лёгким французским акцентом, который приобрела за годы жизни в Париже. Акцент был ещё одним щитом, ещё одним способом показать, что она больше не та наивная девочка, которая уезжала отсюда семь лет назад.
Светлана машинально выпрямила спину и слегка приподняла подбородок – жест, выработанный в жёстком мире парижских кондитерских, где её изначально воспринимали лишь как странную русскую девушку с амбициями. Теперь она возвращалась признанным шеф-кондитером, чья выпечка вызывала восторг самых требовательных гурманов Франции.
«Всего лишь пара месяцев, – напомнила она себе. – Продать ресторан, уладить формальности с наследством и вернуться в Париж». Шеф Моро обещал держать её позицию в «La Pâtisserie Royale» до осени, а затем предстояли переговоры о собственном угловом зале в престижной кондитерской на Монмартре – контракт, ради которого она работала последние три года, оттачивая свой фирменный стиль. Светлана не могла позволить себе упустить этот шанс из-за призраков прошлого.
Но город цеплялся за неё, как навязчивый аромат ванили, который невозможно смыть с кожи после целого дня на кухне. Одна за другой проплывали знакомые улицы – вот парк, где они с дедушкой гуляли по воскресеньям, вот пекарня, где она украдкой наблюдала за работой пекаря ещё ребёнком, вот перекрёсток, где… Светлана отвела взгляд, сглотнув комок в горле. На том перекрёстке она последний раз видела Даниила Соколова – тогда ещё просто молодого, подающего надежды повара. Теперь, насколько она знала, он вёл популярное кулинарное шоу на телевидении. Она никогда его не смотрела, но слышала об этом от общих знакомых.
– Остановите, пожалуйста, – неожиданно для себя произнесла Светлана, заметив знакомое кафе. – Я ненадолго.
Придорожное кафе "Минутка" ничуть не изменилось – те же клетчатые скатерти, те же деревянные стулья, тот же аромат свежей выпечки. Светлана заказала чай и сдобную булочку, больше из профессионального любопытства, чем из голода.
Первый укус вызвал каскад воспоминаний, почти головокружение. Миндальная нота в тесте, которую, казалось, никто кроме неё не замечал. Такую же она добавляла в тесто для печенья дедушки. Горячая волна поднялась от солнечного сплетения к горлу, и на мгновение она потеряла свою профессиональную отстранённость.
«C'est ridicule», – мысленно одернула она себя по-французски. Соберись, Светлана Николаевна. Ты профессионал. Это просто ещё один проект.
Но её пальцы непроизвольно коснулись родинки у правого уголка губ – жест, от которого она, казалось, давно избавилась. Жест из прошлого. А затем, почти бессознательно, она провела языком по губам и сжала свободную руку в кулак, пытаясь совладать с внезапно нахлынувшими эмоциями.
Расплатившись, Светлана решительно направилась к машине. Пора было встретиться с нотариусом и узнать, что конкретно дед оставил ей в завещании, кроме ресторана "Старая мельница" – семейного дела, которое последние три месяца простаивало после его смерти.
Офис нотариуса дышал прохладной официальностью. Немолодой мужчина с аккуратно подстриженной бородой встретил её с сочувственной улыбкой.
– Светлана Николаевна, примите мои соболезнования. Ваш дедушка был выдающимся человеком.
