— Просим оставаться на своих местах и не отстегивать ремни
безопасности до полной остановки самолета, — информирует приятный
женский голос в динамике.
В ответ на произнесенную фразу по салону моментально разлетаются
щелчки металлических карабинов. Наверное, после семичасового
перелета пассажирам не терпится ступить на жаркую калифорнийскую
землю и обнять близких. Я им завидую, потому что хочу испытать хоть
малую толику ностальгии по дому, в котором не появлялась несколько
лет, а вместо нее чувствую лишь настойчивое желание как можно
дольше оставаться в темно-синем кресле, чтобы отсрочить свое
возвращение.
Когда происходит что-то плохое, единственная возможность
забыться — это провалиться в сон. И вот сейчас я ворочаюсь в
полудреме, отчаянно сопротивляясь окончательному пробуждению,
потому что не желаю встречаться лицом к лицу с реальностью.
Реальность в моем случае — возвращение в родной Лос-Анджелес после
четырехлетнего обучения в Массачусетском университете. Рано или
поздно это бы все равно случилось, но думать об этом, как о далеком
будущем, было гораздо проще.
Едва самолет останавливается, разноцветные затылки,
всколыхнувшись, выстраиваются в шеренгу, забивая узкий проход. Я
распахиваю багажное отделение над собой и извлекаю оттуда бумажный
пакет с логотипом швейцарского косметического бренда. Этот наспех
купленный в зоне дьюти-фри набор клеточной косметики, призванный
превратить кожу в нестареющий кусок каучука, — подарок моей старшей
сестре Кимберли, которая сегодня празднует свой двадцать шестой
день рождения.
Наверное, со мной что-то не так, если за время отсутствия,
непродолжительных разговоров по скайпу и встреч дважды в год я
совсем не соскучилась по семье. Я по-своему люблю каждого из них,
вот только отчего-то мне комфортнее существовать отдельно. И это
странно, потому что семья у меня замечательная: мама и отец
счастливо живут вместе вот уже двадцать восемь лет, а сестра,
несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, никогда не относилась
ко мне как к путающейся под ее роскошными ногами соплячке.
Возможно, я просто родилась с каким-то эмоциональным дефектом, а
возможно (и этим я утешаю свою совесть), потому что всю жизнь меня
не покидало ощущение, что в глазах родителей я лишь бледная тень
своей красавицы-сестры.
Кимберли принадлежит к нынешнему поколению
интернет-знаменитостей — идеальные пропорции ее ухоженного лица и
тренированного тела, запечатленные в самых выгодных ракурсах,
ежедневно лайкают более двухсот пятидесяти тысяч пользователей
инстаграм, а ее бьюти-влог входит в сотню самых просматриваемых
каналов ютуба, принося внушительный доход, который позволяет Ким
вести активную светскую деятельность, не утомляя себя ежедневным
хождением на работу.
На фоне ее глянцевой, идущей в ногу со временем жизни моя
собственная выглядит бесцветной, и это при том, что я не считаю
себя унылым синим чулком: в Бостоне я регулярно посещала вечеринки,
не была обделена вниманием парней и даже непродолжительное время
работала в качестве фотомодели в паре модных интернет-изданий,
потому что, по мнению фотографов, являюсь обладательницей
«стильного лица».
— Милая, — улыбается встречающий меня отец, забирая чемодан. —
Ты всегда была такой высокой, или я с возрастом становлюсь
ниже?
— Привет, пап, — чмокаю сухую шершавую щеку, слабо пахнущую
средством после бритья. — Это все высокая подошва кроссовок.
У нас с папой сложились стабильные ровные отношения. Выдающейся
привязанности, в которой я бы могла прослыть «папиной дочкой»,
между нами не наблюдалось, но Хейден Эллис всегда старался быть
примерным отцом: уделял положенное время на помощь со школьными
заданиями и никогда не жалел денег на карманные расходы. Вряд ли
многие семьи могут похвастаться большим.
