- Нет, этого не может быть! Не может! – упорно твердила девушка,
мотая головой и отталкивая руки подруги, которая пыталась ее
успокоить.
- Бедняжка, бедняжка… - шептала та, настойчиво стараясь
приобнять растерянную Эллу.
Взгляды посетителей таверны, как и ее коллег, были направлены
только на несчастную ошарашенную официантку, чья жизнь, вдруг,
круто переменилась. Или, может, уже нужно говорить – бывших
коллег?
Глыба мышц за соседним столиком хмыкнула, улыбаясь своему соседу
– лощеному мужчине лет тридцати. Тот плавно положил руку рядом с
картами, только что брошенными им на стол, и вальяжно постучал
пальцами. Напротив сидел лысый толстоватый мужичок, чье выражение
лица явно говорило о том, что он никак не ожидал такого поворота
событий. Он продолжал хлопать глазами и постоянно переводил взгляд
со своих карт на карты соперника.
Лощеный встал, потянулся, разминая затекшие плечи, и решительно
потянул на себя кошель с деньгами.
- Она останется здесь! – вдруг рявкнул лысый мужчина, на что
глыба мышц вскочила и угрожающе нависла над столом.
Лощеный легонько махнул рукой, как бы успокаивая товарища, а
затем, не говоря ни слова, указал пальцем, на котором сверкнуло
мудреное кольцо, на свою выигрышную комбинацию. После чего вышел
из-за стола и по-кошачьи грациозно пошел в сторону бьющихся в
ознобе страха девушек. Проходя мимо них, он повернулся, и, устремив
свой взгляд на Элланию, несколько издевающимся тоном заявил.
- У тебя есть пара минут собраться, мой приз. Давай побыстрее,
мы торопимся.
Эллания проснулась в плохом настроении…
Сначала ей по обыкновению снились бескрайние пески и красивый
дворец. Этот сон повторялся уже много лет, каждый раз перенося
девушку в край волшебной красоты и солнца. Край, принадлежащий ЕМУ…
Человеку с оливковой кожей и глазами бездонной черноты. Человеку,
уже давно поселившемуся в ее голове. Сон был таким живым и
настоящим, что ей казалось, что она прогревается насквозь, что и
правда чувствует все ароматы и ощущает текстуру. Но сегодня она не
пробыла там и нескольких минут, стоило лишь мужчине протянуть ей
руку, кто-то будто насильно выдернул ее из этой привычной сказки, и
краски повествования кардинально изменились. На смену им при шли
какие-то смутные серые сны о прошлом. Она видела дом, который
покинула уже достаточно много лет назад. Видела братьев, сестер.
Видела отца и мать, но как раньше, так и сейчас они не бросили на
нее даже единого взгляда…
Элла покинула дом в четырнадцать, именно тогда родители продали
старшую дочку за пару мешков зерна и отдали на услужение мужчине, у
которого она трудилась до сих пор. Работа в трактире была
непростая. Она протирала столы, носила еду, таскала воду, грела
печь, убиралась и даже иногда помогала на кухне. Но если не считать
достаточно частые случаи с посетителями, нет-нет да порывавшимися
ущипнуть хорошенькую официантку за мягкие места, жизнь здесь ее
вполне устраивала.
Трактирщик был человеком вспыльчивого, но быстро отходчивого
характера, и достаточно добрым, чтобы не загонять слуг до
последнего вздоха, как, слышала девушка, было распространено в
других местах. Иногда по праздникам он даже устраивал своим
работникам отдельные столы, которые ломились от разных яств. Ей,
привыкшей жить в впроголодь и часто перебивавшейся дома с хлеба на
воду, такие щедрости были весьма удивительны.
С другими девочками, жившими здесь, Элла дружила, ну или хотя бы
не вела затяжной вражды. А кухарка так и вовсе столь привязалась к
маленькой разбойнице, которая в первый же свой день в таверне
умудрилась слопать целый пирог, приготовленный для важных гостей,
что часто звала ее никак иначе, как дочкой, и прощала той всякие
вольности.