Порыв холодного ветра ударил с остервенелой силой, когда я вышла
из чащобы и выбралась на горную звериную тропу. Подол платья тяжело
хлопнул по ногам, взметнулся плащ, хлестнув по бедру, впуская к
телу пронизывающий влажный холод.
Сбившись с шага, я прижалась спиной к холодной крутой скале и
повернула голову. В глаза ударила полоса кроваво-красного зарева,
словно огромная рваная рана в бугрящихся чёрных тучах.
В груди грузом залегло волнение — нужно поторапливаться, иначе
стану ужином для волков или, чего хуже, тварей Нутра, но перед этим
промокну до нитки — вот-вот хлынет, тогда по склону вовсе станет
идти невозможно.
Знала бы, что так быстро разбушуется Равар, высший бог гроз,
пошла бы раньше. Ещё и Сенра пропала. Вспомнила о старухе, и сразу
невольно защемило в груди. Она ушла десять дней назад и до сих пор
не возвращалась. Я уже привыкла к тому, что Сенра порой
задерживалась, но не настолько.
Поправив на руках истёртые до дыр вязаные перчатки, перехватила
верёвку, от которой за эти дни все ладони стёрла до мозолей. Уложив
удобнее за спину связку ветвей, что раздобыла в редких лесках,
росших плешинами на скалистых кручах, ещё раз оглядела горную
гряду, неуклонно погружавшуюся во мрак, двинулась дальше по краю
самого Нутра, держась каменной стены.
Тут я пряталась уже два месяца. Мне ещё долго привыкать к
суровым условиям жизни отшельницы — совсем не для девушки, хоть и
не такой знатной даери[1]. И долго ли мне ещё придётся скитаться —
тоже неизвестно, но меня это не пугало, лучше сгинуть, чем стать
вещью, покоряться чужой воле, быть использованной и
растоптанной.
Над головой внезапно раздался утробный рокот, а следом —
оглушительный треск. Я невольно вскрикнула, пригнула голову и
сжалась.
Сверху посыпался мелкий камень и пыль, ударяя по спине и голове,
что-то прошелестело, хрустнуло. Не успела кинуться прочь, как меня
накрыла огромная тень, заключив в свои сумрачные объятия. Я
потеряла опору — громадное чудовище утянуло меня за собой, срывая
со склона, как ветер сухой лист с ветки.
Я полетела вниз и неизвестно каким чудом не разбилась о камни —
толстый панцирь крыльев заслонял и смягчал удар за ударом, всё
завертелось, только жар чьего-то надрывного тяжёлого дыхания опалял
кожу лица и шеи.
Очередной удар выбил меня из жаркого душного плена, я отлетела,
пробороздив ладонями землю на несколько шагов, сдирая перчатки,
распарывая кожу в кровь об острые камни.
Очнулась не сразу.
Оглушительная тишина обступила, вынуждая разлепить веки и
понять, что произошло, что за огромная туша свалилась на меня.
Глаза защипало от пыли, я лежала на шершавом камне, точнее — на
краю глыбы. Пошевелилась, поторопившись отползти поскорее от края,
но с губ сорвался невольный стон — плечо сковала тупая боль, и тут
же пронял испуг — не могу, не могу шевелиться!
Судорожно завозилась, спеша убедиться в своей целостности,
сгребла пальцами землю и еловую сухую хвою, попыталась подняться,
но не вышло — что-то придавило колени. Запоздало горло забила
тошнотворная гарь, а ногам до самого пояса стало жарко, будто меня
погрузили в кипящий котёл.
Я развернулась — какими же усилиями мне это далось! — и,
повалившись на спину, замерла. Огромное чёрное, как уголь, тело с
крепкими массивными бёдрами и руками с длинными пальцами, которые
заканчивались чёрными когтями, едва напоминавшими человеческие —
кархар неподвижно распластался на каменном уступе, запрокинув лицо
с резкими острыми скулами, открывая мощную шею и грудь, покрытую
толстой грубой кожей. Широкие кожистые крылья с острыми, как когти,
шипами на изломах, выходили прямо из лопаток и вздрагивали, будто
от боли.
Я потеряла дар речи, воздух из груди пропал, а сердце застучало
рьяно.
