Полупрозрачные облака плывут в синем
океане нежным хлопком. Воздушные, лёгкие, им все равно на то, что
творилось у меня в душе, всё равно на раздирающие терзания, обиды и
разочарования, на то, что кто-то крадет сердце, оставляя
болезненную пустоту, которую ничем не заполнить.
Вот бы подняться к ним ввысь и
позволить облаку унести меня туда, где живёт счастье.
Меня и мою дочку…
Опускаю взгляд, ловлю в стекле своё
отражение — васильковые глаза и пепельные локоны волос.
“Мой персональный знойный день”,
— шептал Кристан в мои губы.
Сжимаю в пальцах мягкую шифоновую
занавеску, делаю глубокий вздох и отворачиваюсь от окна.
В кабинете мужа, который сейчас
пустовал, тихо. Шурша одеждами, прохожу к тяжёлому, из дуба резному
столу. Нагретый на солнце лак источает сильный запах, смешиваясь с
ароматом можжевельника и цитруса, яркого, сильного, будоражащего,
так пах Кристан, все предметы в этом кабинете пропитаны его
запахом. Кладу ладонь на камзол мужа, что висит на спинке мягкого
кресла, глажу, а потом склоняюсь и жадно выбираю в себя аромат. И
тут же морщусь. В груди запекла обида, заставляя меня
задохнуться.
В последнее время от его одежды
пахло женским цветочным парфюмом. Как же надоело! Кристан даже не
утруждается избавиться от него. Смотрю исподлобья на стопку
писем.
Сжимаю кулаки и обхожу стол, не
отрывая взгляда от серых прямоугольных конвертов.
Письма с благодарностью от
незнакомок. Кристан говорил, что их нужно сжечь, он не из тех, кто
тешит себя тщеславием, он просто делает свою работу, лечит, спасает
жизни, вытаскивает с того света, ведь он лекарь, маг-целитель
высшего ранга, состоящий во врачевательской коллегии. Знаменитый
целитель Брошнайта.
Как же раздражают! Каждая тянет на
себя внимание моего мужа, стараясь выделиться, попасть в поле его
зрения, игнорирует наличие жены у господина лекаря, будто он
холост. И он позволяет это!
Ярость с такой силой опаляет, что
перед глазами сыпятся искры.
Впиваюсь ногтями в конверты, готовая
схватить их, порвать на мелкие-мелкие кусочки и выбросить в
окно.
Я вздрагиваю, слыша топот туфелек о
паркет, прихожу в себя, смахиваю слезы.
Элла знает, где меня искать, малышка
вбегает в открытую дверь кабинета. И с визгом бросается ко мне,
прячась за юбку, звонко смеясь, развевая собравшиеся надо мной
серые тучи. Элла — мое солнышко.
Следом за Эллой, пыхтя, появляется
Дарси, няня дочки.
— Уф, простите, госпожа, — кладёт на
пышную вздымающуюся грудь руку женщина. — Миссис Леджин Громвей, вы
случайно не видели мисс Эллу?
— Тсс, — прижимает пальчик к губам
дочурка.
— Нет, Дарси, не видела, — отвечаю,
пряча от Эллы улыбку, наигранно развожу руками, бросая взгляд вниз,
ловя сияющее лицо Эллы. И сердце замирает, как она похожа на
Кристана, та же ямочка под губами, глубокого синего цвета глаза, и
эта улыбка… Сердце больно сжимается. Как он может предпочесть
вместо нас какую-то другую…
— Вот беда, где же Элла, где мне ее
искать? — сокрушается Дарси. — Пойду искать, может, она выбежала на
улицу, но, кажется, там собирается дождь!
Дарси отступает, делая вид, что
уходит, разворачивается, и в этот момент Элла выскакивает из-за
меня и громко взвизгивает, пугая женщину. Дарси вздрагивает от
испуга на месте и хватается за грудь, в предобморочном состоянии
прислоняется спиной к косяку двери. Элла заливается смехом.
Наклоняюсь и поднимаю малышку на
руки. Дочка обнимает мою шею маленькими тоненькими ручками,
прижимается ко мне и целует в щеку нежными губками. Жмурюсь от
удовольствия.
— Мое солнышко, — ей скоро будет три
годика, уму непостижимо, как быстро идёт время, ещё, казалось бы,
совсем недавно я качала ее на руках, а сегодня за ней не угонится
няня.
