— Пойдем отсюда, — я схватила Лору за рукав джеллабы и потащила
в узкий, засыпанный песком переулок.
— Ты чего? — она выдернула ткань из моих пальцев, уперла кулаки
в бока.
— Он следит за нами, — я вытерла пот со лба, поправила тюрбан —
сегодня было жарче, чем обычно. — Неужели не заметила?
Подруга поджала губы и покачала головой:
— Эмма, ты ненормальная, — прозвучало снисходительно, будто я
несмышленый ребенок. — Он просто смотрел. Да они все смотрят! Это
имперцы — они везде, как у себя дома.
— Все, — я кивнула. — Но этот следит.
Лора картинно постучала тонким пальцем по лбу:
— Сама подумай: зачем имперцу следить?
Все не верит. Высокий светловолосый имперец в белой джеллабе шел
за нами с самого рынка. Я нарочно петляла грязными переулками, но
он неотступно оказывался позади. Эскадра Великого Сенатора Октуса
торчала на космодроме уже больше месяца. Говорят, он прибыл с
официальным визитом к наместнику Норбонна — весь город завешен
красными вымпелами с золотым драконом, пожирающим солнце. Будто
кровью забрызган. Кругом «черные». Мне плевать на Сенатора, и на
наместника плевать, но имперцы порядком осложняют нашу жизнь.
Норбонн для них, впрочем, как и другие незначительные планеты, —
огромный, засыпанный песком бордель. Они не спрашивают — просто
творят, что хотят. Девочка, мальчик — это уж кому как, а потом
швыряют тебе пригоршню геллеров, будто на них можно купить себе
новое имя и отмыться от имперской грязи. Мне швырнули
один-единственный раз. И больше не швырнут, потому что в моем
сапоге припрятан острый верийский нож. Да, я воспользуюсь им всего
лишь раз — меня казнят уже за демонстрацию оружия в присутствии
имперца. Но я больше никогда не увижу ни одного проклятого
имперского члена.
Я осторожно выглянула из-за угла — переулок был пуст. Лишь реки
желтого песка, раскаленного безжалостным полуденным солнцем. Мы
специально выходили в самую жару. Зной, от которого, казалось,
плавился даже воздух, загонял имперцев во дворцы и казармы, под
прохладу принудительной вентиляции. Местные шныряли, как юркие
пустынные крысы, закутанные в белое с ног до головы, и разбегались
по домам. Конечно, двери не преграда, но чем меньше тебя видят —
тем лучше.
Мы подошли к моему дому, как и все дома Норбонна, крытому
зеркальной черепицей, и нырнули в спасительную прохладу маленького
магазинчика, который достался мне от матери. Я торговала мелкой
ерундой: гвоздями, зажигательной смесью, спичками, пустынной
пенькой, нехитрой посудой и прочим дешевым барахлом. Шесть тысяч
геллеров в год — сущие крохи, но я зависела от имперцев меньше
остальных. Когда случались перебои с поставкой товара — всегда
выручала дынная брага. Другого пойла местные не знали. Да и не
хотели знать.
Я открыла дверь, и мы спустились по узкой железной лестнице в
жилое помещение, укрытое в толще песка на глубине четырех метров.
Здесь было прохладно и уютно, хоть и не было окон. Жаль, что совсем
скоро Большая дюна поглотит и эту часть города — придется
обустраиваться на новом месте, с восточной стороны. Дюны пожирают
город, а город отвоевывает у пустыни новое место. Так было всегда.
Мы убегаем от пустыни, а пустыня охотится за нами. И это честный
бой…
Лора села за накрытый белой скатертью стол и опустила голову на
руки:
— Вот видишь, тебе показалось.
Я пожала плечами и достала кувшин с отваром стеблей пустынной
дыни — единственного съедобного растения, выживающего здесь. Из
кислых стеблей делали отвар, хорошо утоляющий жажду, а из плодов с
красной мякотью готовили знаменитую дынную брагу, сносящую даже
самые крепкие головы.
Я залпом осушила бокал, чувствуя, как яркая кислинка освежила
горло; стащила с головы тюрбан, сняла джеллабу и села на
табурет:
