Страх за своего ребёнка – новый, прежде неведомый мне вид
страха. Это чувство куда сильнее любого, которое мне доводилось
переживать. Оно заставляет забыть о любых побочных переживаниях.
Когда твой ребёнок в опасности – вся вселенная съёживается до
размеров сиюминутных обстоятельств, которые ты должен преодолеть во
что бы то ни стало.
К счастью, Пашка уснул у меня на руках. Я надеялся, что тепла
моего тела было достаточно, чтобы он не мёрз: ночью в лесу было
довольно прохладно.
Да, я предусмотрительно захватил с собой еду и питьё на первое
время. Кое-что из этого должно было подойти и ребёнку. Но что, если
мы оказались в необитаемом мире? Или здесь люди живут первобытные
люди? От того существа, которое заменило шефа, вполне можно было
ожидать чего-то в таком духе. Что, если еду нужно будет добывать
охотой? И как быть с инфекциями и другими опасностями, которые
подстерегают маленьких людей в самом начале их пути?
Я стискивал зубы и шёл вперёд, стараясь не думать о плохом. И,
когда впереди, между чёрных стволов, замелькали огоньки какой-то
деревни, испытал огромное облегчение.
Когда мы вышли на раздолбанную дорогу у окраины, уже занимался
рассвет. Это хорошо: не придётся никого беспокоить посреди
ночи.
Орали петухи, почуяв солнце. И вообще: вокруг так мирно и просто
пахло деревней, что ночные страхи волей-неволей отступали.
Пашка немного поёрзал у меня на руках, причмокивая губами. Скоро
придётся придумывать, чем и как его кормить. Впрочем, вблизи
человеческого жилья эта задача не была неразрешимой.
- Гляди, - Иван тронул меня за плечо и указал вперёд. Там, у
забора дома, который стоял на окраине, шевелилась какая-то
фигура.
Я в ответ молча кивнул и ускорил шаг.
Когда мы приблизились, пожилая женщина в потрёпанной красной
ветровке поставила на землю пустое ведро и посмотрела на нас.
- Доброе утро, - вежливо кивнул я.
- Батюшки, это каким же вас ветром-то? В такую рань и с дитём?
Машина сломалась?
- Что-то вроде того, - я кивнул, - подскажите, у вас можно будет
остановиться? Хотя бы до вечера? Нам ребёнка покормить.
- А чей ребёнок? – женщина подозрительно приподняла бровь.
- Сын, - ответил я, кажется, достаточно убедительно, чтобы она
поверила.
- Ох… а мамка-то где?
- В беду попала, - ответил я, спокойно выдержав взгляд женщины,
- будем выручать.
- У вас связь-то есть? Если что – могу МЧС вызвать.
- Пока не нужно. Спасибо, - ответил я, - боюсь, МЧС в нашей
ситуации не поможет.
Женщина снова посмотрела мне в глаза с прищуром. Потом
неожиданно грустно вздохнула и ответила:
- Понимаю. Что ж, проходите. Чем смогу – помогу. Сестра спит, её
сын с невесткой тоже. Сегодня в город собрались ехать. Поэтому вы
потише, хорошо?
- Конечно, - кивнул я, - постараемся.
Мы прошли через небольшой, но аккуратно убранный двор, через
край огорода. Зашли в сени.
Дом был довольно большой, двухэтажный. И, похоже, не такой
старый, как мне подумалось вначале. Просто он напоминал
сруб-самострой издалека, закрытый для приличия дешёвым сайдингом.
Но вблизи я разглядел, что при строительстве использовались
современные сэндвич-панели. Недорогие, правда – поэтому вид имели
довольно облезлый, после нескольких лет эксплуатации в холодном
климате.
Мы поднялись на второй этаж. Прошли по узкому коридору в
небольшую угловую комнатку с кроватью, вешалкой и тумбочкой, на
которой стоял старенький ЖК-телевизор.
- Смесь у вас есть? – деловито спросила женщина.
- Нет, - я покачал головой, - есть сгущёнка… молоко сухое…
- Сгущёнка? – женщина в ужас округлила глаза, - ну вы блин и
даёте… какой возраст?
- Пять месяцев, - ответил я.
- Так… - она почесала затылок, растрепав густые волосы, чёрные с
проседью, - прикорм вводить можно. Я сейчас молоко прокипячу,
нашего. И пюре из кабачков сделаю. До обеда продержимся – а там
можно будет до сельпо дойти. Хотя, конечно, по-хорошему в город
надо – наши барыги ничего путного для детишек не завозят.
