Просто письмо… Одно из многих,
приходящих любому современному человеку вместе с кучей бесполезного
спама об очередных акциях в интернет-магазинах и надоевших
уведомлений от соцсетей. Я даже не понимаю, почему его открываю,
вместо того, чтобы по привычке отправить в корзину. Почему
вчитываюсь в сухой, равнодушный к моим эмоциям текст, изобилующий
канцеляризмами и медицинскими терминами, а не веселюсь, как
полагается случаю.
Обвожу поплывшим взглядом
приятельниц. У моей подруги и бизнес-партнерши по совместительству
день рождения. Она собрала друзей в новом ресторане с панорамным
видом на город и действительно очень достойной кухней, но почему-то
сегодня меня не радует даже потрясающе нежный осьминог, которого
так сложно не испортить.
Моргнув, возвращаюсь к письму.
Вами был заключен договор на
хранение эмбрионов сроком до… Дата.
Оплаченный период оканчивается…
Дата.
Меня охватывает страшная
растерянность, граничащая с отупением. Я точно знаю, какое сегодня
число, ведь о своем дне рождения Наташка талдычила последние две
недели так точно, но вот спроси меня, какой нынче год, вряд ли я
отвечу. В голове от прочитанного – полный сумбур. Я ничего, вообще
ничего не понимаю.
Бежишь, бежишь от своего прошлого, а
оно вот так легко, в один момент тебя настигает. Это вообще… как? И
зачем? Все в этой жизни происходит для чего-то, ведь правда?
– Вик, ну что ты сидишь, малышка?
Давай, хватай бокал. За мои восемнадцать! Ура!
Восемнадцать, да. Тогда все и
началось. Давно дело было, учитывая, что сейчас мне без месяца
тридцать.
Дышать становится тяжелее. Так
происходит, сколько я себя помню – стоит переволноваться, и грудь
словно солдатским ремнем стягивает. Чистая психосоматика родом из
детства. Я давно проработала травмы и владею сразу несколькими
техниками, позволяющими справиться с паникой, но по закону подлости
ни одна из них не работает, когда это действительно нужно.
Хватаю бокал и делаю несколько
жадных глотков. Пузырьки шампанского устремляются к носу, на глазах
выступают слезы, но я, наконец, могу сделать первый полноценный
вдох, с тех пор как залезла в почту.
– Ну, что там такого интересного
пишут? – требовательно вопрошает именинница, плюхаясь в кресло
рядом.
– Да ничего, Наташ. Очередной спам.
– Откидываюсь на спинку: – Ты сегодня шикарно выглядишь, я
говорила?
– Угу, но можешь повторить. Кто же
против? – смеется. – А то, знаешь ли, молодежь наступает на пятки,
– Наташка кивает в сторону соседнего столика, где гуляет стайка
расфуфыренных малолеток, истинный возраст которых, впрочем,
довольно сложно определить, потому что все они на одно лицо.
Красивое, конечно, но сильно примелькавшееся. – Волнительно.
Тайком разглядываю девчонок. Я в их
возрасте могла лишь мечтать о том, чтобы вот так куда-нибудь
выбраться из нашего захудалого городка. А они сидят и, наверное, не
в курсе даже, что всего в трёхстах километрах от столицы течет
совершенно другая жизнь.
– Не переживай. Ты точно не
посрамишь поколение «кому за тридцать», – салютую Наташке
бокалом.
То есть наше поколение. Десять лет
прошли как один день.
И если разбирать по пунктам, за это
время я много сделала: выучилась, наладила свой маленький бизнес,
обзавелась жильем и машиной, перекроила себя вдоль и поперек,
ничего не оставив от той наивной неуверенной в себе девочки. А если
не разбирать… Десять лет. Серьезно?
Выходит, десять лет кто-то оплачивал
счета от репродуктивной клиники, где все это время хранились наши с
Миром эмбрионы?
Впрочем, почему кто-то?
Существовал лишь один человек, кому
это по какой-то причине могло бы понадобиться.
Самой мне поначалу было совсем не до
этого. А потом я была уверена, что уже слишком поздно. Что наши
эмбрионы просто уничтожили, да. Уж не знаю, как они это делают. И
знать не хочу.
