Тишина, наступившая после ухода Елены, была оглушительной. Она висела в воздухе густым, плотным звоном, в котором Ксения сначала слышала только отголоски собственного испуга. Ее мир, еще вчера расколотый на «до» и «после» той роковой сцены в офисе, теперь замер в неловком, хрупком ожидании. Как будто кто-то выключил адскую сирену, ревущую прямо в ушах, и теперь непривычная тишина сама по себе была пугающей.
Воздух действительно казался чище. В квартире Руслана, куда он привез ее после своего решительного «Все кончено», не пахло больше призрачным, удушающим ароматом дорогих духов Елены, который Ксения, казалось, улавливала даже тогда, когда их на самом деле не было. Теперь здесь пахло только кофе, который он молча сварил на своей ультрасовременной машине, и едва уловимым, знакомым и таким желанным запахом его кожи. Чистота. Свобода. Но Ксения не могла расслабиться.
Она сидела на огромном диване, укутавшись в кашемировый плед, и пила кофе из тяжелой фарфоровой чашки, боясь пролить хоть каплю на идеальную белую обивку. Руслан стоял у панорамного окна, спиной к ней, глядя на просыпающийся город. Его плечи, обычно такие напряженные и собранные, сейчас были расслаблены, почти поникши. Он сбросил пиджак, галстук был сдернут и валялся на стуле, воротник рубашки расстегнут. Он дышал медленно и глубоко, как человек, только что вышедший из ледяной воды и пытающийся отдышаться.
И Ксения ловила себя на том, что ее взгляд, против ее воли, выискивал малейшие признаки… чего? Сожаления? Сомнения? Тени на его лице, которая сказала бы: «Я совершил ошибку, отдав тебе предпочтение». Она впивалась в его профиль, в линию скул, в складку у губ, пытаясь прочесть то, что он, возможно, скрывал. Но видела лишь усталость. Глубокую, вымотанную усталость. И когда он повернулся к ней, его глаза были чистыми, прозрачными, как вода в горном озере. В них не было ни капли сожаления. Только облегчение, огромное, как океан, и такая нежная, беззащитная любовь, что у Ксения перехватило дыхание.
«Ты не представляешь, как долго я этого ждал», – тихо сказал он. Его голос был хриплым от бессонной ночи и, возможно, от пережитого напряжения. – «Сказать ей „уходи“. Разорвать этот бесконечный круг».
«Но ты же говорил… чувство долга… ты разрушил ее жизнь», – осторожно выдохнула Ксения, все еще не решаясь поверить в эту новую реальность.
Он тяжело вздохнул и подошел к дивану, опустившись рядом с ней. Он не обнял ее сразу, а просто взял ее руку в свою, крупную, теплую ладонь, и начал медленно, почти механически, перебирать ее пальцы.
«Да. Однажды я принял решение, которое стоило ей многого. Не буду вдаваться в детали, это давно похороненная история. Но с тех пор я чувствовал себя обязанным. Она цеплялась за это, используя мою вину как рычаг, как веревку, на которой можно было держать меня рядом. Сначала как мужчину, потом как начальника, как неизменную часть своего ландшафта. Я долго думал, что так и должно быть. Что это – моя расплата».
Он замолчал, глядя на их сплетенные руки.
«А потом появилась ты. И я понял, что расплачиваться можно только перед своей совестью. А перед тобой у меня другие обязательства. Обязательства быть честным. Быть свободным. Быть твоим. И никакое чувство долга перед прошлым не стоит твоих слез и того взгляда полного краха, который был у тебя в моем офисе. Ничто не стоит этого, Ксения. Ничто».
Он поднял на нее глаза, и она увидела в них не только любовь, но и твердую, стальную решимость. Решимость человека, который наконец-то провел черту и переступил через нее, не оглядываясь.
