В этом году зима заявила о своем
приближении заранее. Студеным ветром, свистевшим по утрам в
дымоходе, ледяной росписью на лужах и низким бледным небом, без
единого солнечного отблеска.
— Почти, — прошамкала старая йена,
полуслепым взором уставившись вдаль, — День Слияния близок.
Об этом помнили все. Чем холоднее
становилось на улице, тем тревожнее себя вели послушницы монастыря
Россы. Перестал звучать смех и увлеченные разговоры, все чаще
жители долины останавливались, чтобы прислушаться, а не
приближается ли Лютый Джор. Каждый год он приходил в один и тот же
день, возвещая о себе грохотом лавин и ревом смежного бурана, и
горе тому, кто не успевал спрятаться в Обители Сна.
…Потому что попасть в ледяной шторм
— это лишь полбеды.
Следом за бураном, по высокому снегу
приходили кинты — захватчики из Андракиса. Полузвери-полулюди с
глазами цвета горного янтаря. Могучие войны, не знающие пощады,
привыкшие грабить, жечь, разрушать все на своем пути.
— Как там миар-таны? Расцвели? —
матушка давно находилась в том возрасте, когда спустится в подвал
Обители Сна было настоящим подвигом. И чаще, чем раз в год она на
это решалась, — Ким! Оглохла что ли?
Девушка у окна встрепенулась,
отвлекаясь от своих тревожных мыслей:
— Почти раскрылись, йена. Первые
лепестки начали опускаться.
— Хорошо, — старуха удовлетворенно
кивнула, — мой брегет показывает три дня до прибытия Лютого
Джора.
— Успеем…наверное.
— Конечно, успеем, глупенькая.
Всегда успеваем.
На крыльце раздалась жесткая поступь
Харли — смотрительницы удела. Она ворвалась в комнату, как
ураган:
— Опять без дела слоняешься? —
темные брови сошлись над переносицей, усиливая сходство с хищной
птицей, — иди, помоги остальным сплести сеть.
— Не ворчи, Харли. Это я попросила
ее посидеть со мной. Мне одиноко.
Ким не стала дальше слушать разговор
йены и смотрительницы. Выскользнула тихой тенью на улицу и
поплелась к остальным. Тонкую куртку, подбитую жидким мехом ливра,
продувало насквозь, серые шаровали трепетали под порывами ветха и
хлопали по ногам, а стоптанные ботинки давно уже прохудились и
требовали ремонта. С наступлением осени холод стал неотъемлемой
частью жизни, спутником, который всегда с тобой. Стоило только
зазеваться, и он как тут, пробирал до костей, заставляя
дрожать.
В монастыре была теплая одежда.
Штаны с шерстяным начесом, сапоги на меху, жилеты и курки, подбитые
плотной овчиной, варежки, но все они хранились в специальной
комнате, куда послушницам не было хода. Там же можно было найти
тонкие луки, колчаны со стрелами, топоры и огниво, а еще запас
черноплодного вина и вяленое мясо, нарезанное тонкими
ломтиками.
Это был запас на черный день, на тот
случай, если кто-то не дождется весны и проснется раньше времени.
Изжившая себя традиция, потому что за последние пятьдесят лет еще
никто не просыпался. Лучше бы раздали одежду сейчас, тогда бы
послушницам не пришлось дышать на окоченевшие руки и жаться к
стылому очагу в общем зале. И не болели бы так часто, и настроение
было бы лучше.
— Лови вот эту нить, — Олиша, магиня
с зачатками огненного дара, двумя пальцами прямо из воздуха
выхватила голубые мерцающие нити и протянула их Ким, — закрывай
контур.
Ким прикрыла глаза, нащупывая в себе
отголоски магии, и потянулась к трепещущим нитям. Они послушно
обвились вокруг пальцев, приятно покалывая и согревая.
Воздушная петля, нахлест, лёгкое
мерцание, и контур в этом месте был закрыт. Вот так, шаг за шагом
они оплетали монастырь по всему периметру, создавая единственную
защиту, которая могла их спасти от вторжения андеритов.
От Милрадии помощи ждать не
приходилось. Ее жители прятались за неприступным горным хребтом,
увитым магическими жилами, и их не беспокоила судьба тех, кто
остался за периметром. Тех, кого они сами туда изгнали.
Единственный проход, связывающий Долину с остальной страной, был
вырублен прямо в скале, возле утеса, похожего на грудь великана.
Его закрывали на зиму базальтовыми плитами, толщиной в пару метров,
и запечатывали черной печатью, отводящей взгляд.
