Николай приближался ко мне, держа в руке нож. Глаза были
безумные, губы искривились. Если бы не дикие рези в животе,
вызванные страхом, я бы подумала, что это сон, но нет, то была
кошмарная реальность.
– Она должна была достаться мне! Мне – и точка!
– Ты свихнулся! – неестественно тонким голосом отозвалась я. –
Если так… если готов за это убить… забирай!
Он отдышался и сказал надрывно, чуть не плача:
– Ты вообще не должна была стать частью нашей семьи! За что она
тебя так любила?
– Потому что я любила её!
– Тупая бабка! Тупые предки! И ты ничем не лучше!
Я сглотнула, уже не слыша стука своего сердца.
– Коль, убери нож, пожалуйста. Ну, если тебе так нужна эта
квартира – забирай! Я перепишу на тебя, а сама буду снимать, как и
раньше…
– Ага, так я тебе и поверил! – рявкнул он, и руки дрожали. – А
сама бегом в полицию и заявление на меня накатаешь!
– Ни одна самая хорошая квартира не стоит жизни человека, – тихо
сказала я. – Неужели ты решил меня зарезать и в лесу закопать? Мы
же так много лет вместе жили… дружили…
– И я всегда тебя терпеть не мог, – пробормотал он. – Потому что
знал, как они со мной… она со мной поступит. Потому что это моя
семья, мои родные! Не твои!
– Ладно, – ещё тише сказала я. – Пусть так. Мне уже двадцать, я
справлюсь сама. Уеду, если хочешь, в другой город, подальше от мамы
с папой. Только не надо кровопролития!
Николай, от которого явственно несло спиртным, опустил руку с
ножом.
– Обещай.
– Обещаю!
– И вещи прямо сегодня соберёшь?
– Постараюсь.
Я знала, что ему всего лишь нужно проспаться, прийти в себя.
После оглашения бабушкиного завещания он первые дни ходил сам не
свой, а потом, когда мы все приехали в загородный дом, напился так,
что даже с мамой поссорился.
Со своей мамой, которой не хотел со мной делиться. Я знала, что
семья приёмная, с семи лет, но никогда ещё не ощущала со стороны
сводного брата такой ненависти, как сегодня. И причиной тому, как
это часто бывает, стало материальное благополучие. В нашем случае –
просторная двухкомнатная квартира в центре города, которую бабуля
завещала мне.
Мы всегда были близки, и я каждые выходные старалась навестить
её, принести что-то к чаю, что уж говорить о подарках, про которые
Коля часто забывал. В моих действиях не было умысла: все неизменно
повторяли мне, что я член семьи, что я такая же родная, как
остальные. И вот теперь выяснилось, что Коля всегда считал
иначе.
Он, наплевавший не только на бабушку, но даже не пришедший на
похороны дедушки из-за банальной простуды! Он, ругающийся с матерью
из-за пустяков, и требующий к себе повышенного внимания даже в
зрелом возрасте! Почему же это случилось с нами, в какой момент всё
стало плохо? Ведь жили же вместе, росли, играли, поддерживали друг
друга! А теперь он стоял в десяти шагах, держа в руке нож, и
всерьёз угрожал надо мной расправиться…
– Идём, – процедил Николай, и я пошла по тропе, каждую секунду
на него оглядываясь.
Это была знакомая тропа, знакомый лес и горы. Крутые склоны мы
вдоль и поперёк излазили в детстве, и даже к старому кладбищу
бегали вместе с местными ребятами. Говорят, там, где начинались
известняковые пещеры, водились призраки потерянных детей, и,
конечно, вся ребятня эти легенды обожала. Было у нас даже
состязание: кто глубже зайдёт и не заорёт. Правда, за подобные
испытания на страх от родителей влетало, но зато какие оставались
воспоминания! Вообще, места здесь были красивые, и я так до конца и
не смогла понять, почему завещанного дома и участка земли Николаю
оказалось мало.
– Дерьмо, – бормотал между тем он. – Грязь, холод… к чёрту всё
это…
С вершины горы было хорошо видно кладбище, где теперь покоилась
бабуля. Подумав о том, что никогда больше не попробую таких
вкусных, как у неё, пирогов со щавелем, никогда не коснусь мягкой и
тёплой руки, перепачканной в муке, я едва сдержала слёзы, а Николай
взбеленился снова.
