21 декабря
Санта-Барбара (США, штат
Калифорния)
Вадим Рябинин
Замуж?.. Моя Сашка?!
Новость бьёт под дых, выбивая весь
воздух. Тупо уставившись в глянцевый потолок, я с силой сжимаю в
ладони мобильник и бормочу внезапно осипшим голосом:
– Пап… это такая херовая шутка?
Уже и сам понимаю, что нет – отец не
станет стебаться на больную тему, и его слова звучат, как
приговор:
– Да я и сам сперва не поверил. Я ж
только сегодня вернулся… буквально час назад. Звоню Айке, чтоб
завтра с утра состыковаться, а она занята – на свадьбу собирается.
И ведь никто ни полслова, даже намёка не было! И когда только
успели, партизанки?
– А сколько сейчас времени? – я
подпрыгиваю на кровати, озираясь в поиске часов, но отец понимает,
куда направлены мои мысли.
– Вадим, не дури, у них регистрация
через три часа, ты даже к финалу банкета не успеешь. И о разнице в
часовых поясах не забывай. Чёрт, наверное, зря я тебе сказал. Но я
подумал, может, ты ей позвонишь? Вряд ли это поможет, но чем…
– Перезвоню, – рявкаю, уже сбросив
вызов, и с раздражением смахиваю обнимающие меня руки.
– В чём дело, Вадим? – обиженно
пищит Тина. – Что-то случилось?
– Случилось, – цежу себе под нос и
сдёргиваю с кровати простыню.
Обмотав ею бёдра, я открываю список
избранных контактов, и жму на впаянный в подкорку номер.
«Аленький».
Александрина… Сашка… Аленький мой.
Она всегда первая в этом списке. И всегда для меня недоступна. Моя
бывшая жена… моя первая, единственная и почти фанатичная любовь…
ведьма, отравившая мой мозг и шипастой занозой засевшая в сердце. Я
ещё не забыл, как она умеет любить… и убедился, что не умеет
прощать.
Как же безмозгло всё вышло…
Что значили для меня все эти
вертлявые куклы? Так – мимолётный пшик удовольствия, и никакого
послевкусия. Но для женщин это всегда измена – лютая трагедия и
самый тяжкий и непростительный грех. Я не хотел об этом думать в
восемнадцать, и в девятнадцать не думал. А потом стало слишком
поздно.
Твою ж мать! Аленький, не делай
этого, прошу!..
В динамике короткие частые гудки. И
снова… и снова, и снова! Отлично – я в чёрном списке!
– Нет, сука! Не-т! – падаю в кресло
и со всей дури бью кулаком с зажатым в нём телефоном по стеклянной
столешнице. Стол вдребезги, кулак – в тонусе.
– Ты что творишь? – взвизгивает
Тина. – С ума сошёл?!
Давно сошёл.
– Извини, – бросаю ей, не вполне
осознавая, за что.
– Извини?! – звучит возмущённое, но
тут же испуганное: – Ой, у тебя рука…
С моих пальцев на осколки стекает
кровь, и я с удивлением разглядываю руку – больно совсем не здесь.
И всё же я подбираю с пола бутылку с остатками скотча и плещу
горючим на ладонь. Теперь ощутимо. Цепляю с подлокотника кресла
белый лоскут и прижимаю к ране.
– Вадим, ты совсем уже? Это мои
трусики! – голая Тина истерично приплясывает напротив меня, а я не
сразу понимаю, что она имеет в виду этот лоскут.
– Извини, – повторяю я и, а когда
пытаюсь вернуть ей трусы, Тина отпрыгивает, будто ужаленная.
– Ты псих ненормальный!
Как будто психи бывают
нормальными.
– Слушай, уйди отсюда, а, – бросаю с
раздражением и, прошлёпав босыми ногами по осколкам, выхожу на
балкон.
– Ты совсем идиот? Вообще-то это моя
квартира, – летит мне вслед, а я с досадой морщусь.
Так и есть, из окна моей квартиры
видок намного скромнее. Абстрагируясь от справедливых нападок Тины,
я прикрываю балконную дверь и таращусь на почерневший океан. Ветер
хлещет по лицу солёными брызгами и остужает голову.
Так… а что я могу сейчас сделать?
Позвонить отцу? А смысл? Вряд ли он сможет как-то помешать. Да и не
станет. И никто, кроме меня, даже пытаться не станет.
Хотя…
Айка, зараза мелкая! Она же всё
знала и ничего не сказала. А ведь мы только три дня назад
созванивались. Кляня эту упрямую чертовку последними словами, я всё
же набираю её номер. Да возьми же ты трубку!
