– Зачем это нужно, пап? – недоумеваю
и интуитивно протестую.
Только не уверена, что отец слышит.
Едва входим в зал ресторана, вышагивает вперед. Двое непробиваемых
верзил за ним следуют. Меня оцепляет пара идентичных.
– Хочу похвастаться дочерью, – сухо
информирует, когда занимаем дальний стол в левом углу зала.
В ответ на это заявление внутренне
киплю и негодую. Храню молчание, хотя так и подмывает вычудить
что-то из ряда вон, чтобы вся достопочтенная публика этого
чертового кабака внимание обратила да надолго дар речи
утратила.
Рядовые шестерки отступают,
сливаются с тыловой и боковой стенами. За стол садятся только двое.
Стул между мной и отцом остается свободным. Знаю, для кого он
предназначен, и невольно начинаю нервничать. Ждать приходится
недолго. Главный среди отцовских людей, его доверенное лицо и
правая рука, появляется со стороны административной части.
Гордей Мирославович Тарский.
Бывший боксер и военнослужащий,
офицер запаса.
Темноволосый и смуглый, высокий и
очень крупный – такие моментально из толпы выделяются. Черты лица
четкие и чуть резковатые. Взгляд пронзительный, пытливый и
въедливый. Реакция молниеносная. Пока к нам идет, уверена, все
помещение вниманием оцепляет.
Лучше бы на меня так смотрел…
Таир же, мазнув по мне
беспристрастным взглядом, практически сразу же на отца
переключается. Не расшаркиваясь в приветствиях, занимает соседний
стул.
– Ну что? – негромко интересуется
папа.
– Есть проблемы. Катерину лучше
отправить домой, – сообщает, глядя перед собой.
Подаваясь вперед, наливает в стакан
воду. Отпивая, выглядит совершенно расслабленным. Только я
чувствую, что все это напускное.
Мне было пятнадцать, когда Таир
впервые появился в нашем доме. Прошло три года, я так и не
научилась читать его реакции. Нет, не научилась… Вместо этого я их
ощущаю, сколь бы неправдоподобным это не казалось. Тарский в лице
не изменится, а я точно пойму, если ему что-то не нравится.
– Даже так? Считаешь, есть
риски?
– Считаю.
По словам папы, Таир – лучший из
лучших. И сейчас отец недолго раздумывает: прислушиваться или
игнорировать данный совет.
– Иван, отвези Катерину домой.
Я, конечно, и сама не в восторге тут
находиться. Но это уже, простите, какой-то беспредел! Только вошли
в зал, и вдруг домой. Да я челку дольше начесывала!
Иван отлепляется от стены и встает
за моей спиной. Я поднимаюсь, но не для того, чтобы уйти.
Осмеливаюсь выразить протест.
– А я не хочу домой. Танцевать буду!
Вон музыканты как стараются…
Подхватив юбку одной рукой, второй
изображаю причудливый пируэт и плавно выплываю в проход между
столиками.
Похвастаться, говоришь,
решил?
Никого не знаю, но назло отцу
каждому встречному-поперечному мужчине призывно улыбаюсь. Пол под
ногами не ощущаю. Такой кураж захватывает, я будто по воздуху зал
пересекаю. И обратно к нашему столику причаливаю.
Продолжаю танцевать. Настроение не
портит даже то, что папа, вместо того, чтобы зеленеть от злости,
спокойно принимается за еду.
– Возраст, – все, что бросает, якобы
в оправдание, и продолжает жевать.
– Я решу вопрос, – поднимается из-за
стола Тарский.
– Давай! – смеюсь я, стратегически
назад отступаю и замираю.
Все просто: выбираю расстояние, с
которого нас не услышит отец. На остальных плевать.
Когда Тарский приближается и
буквально врывается в мое личное пространство, сама в наступление
иду. Руки ему на плечи забрасываю и юбками опутываю.
– Таи-и-и-р-р… Я тебе нравлюсь?
– Очень.
– Правда? А по виду не скажешь.
Не лицо, а хладнокровная маска. И
голос без каких-либо эмоций:
– Прекрати дергаться. На выход
давай. Пока я тебя силой не поволок.
– Папа против будет.
– Мне простит.
– И куда ты меня поволочёшь? Учти,
пока ты ломался, невинность мою уже украли. Вторым будешь, – забавы
ради, безбашенно вру.
