Корректор Наталья Карелина
Иллюстратор Всеволод Стекуольщук
Дизайнер обложки Клавдия Шильденко
© Максим Ибре, 2025
© Всеволод Стекуольщук, иллюстрации, 2025
© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-6998-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я не знаю Москву как свои пять пальцев, да и свои пять пальцев я не знаю достаточно хорошо, но знаю, что приблизительно в трехстах шагах от станции метро «Красные ворота» и, может быть, двух проходах через неблаговидно выглядящие арки Большого Малокозловского переулка, трех зигзагообразных поворотах на глазах у милиционеров и семнадцати заблокированных напоминаниях о том, что ты не идеален, находился знаменитый Фурманный переулок, где нечто, описываемое как современное искусство, пряталось от трех букв, наводивших страх и ужас на всех врагов государства. В этом переулке располагался клуб под названием «Поэтика» – именно там собирались самые острые московские умы и обсуждали церемонию открытия «парада суверенитетов» или, скажем, праздничные мероприятия, вызвавшие «тбилисский шок», или же то, как им всем коллективом удалось претворить в жизнь большинство своих безумных задумок в условиях существования довольно много запрещающего пальчика советской власти.
Что ж, я догадываюсь, что это вступление, которое не должно содержать отношения рассказчика к событиям, происходившим в Советском Союзе, для кого-то все равно окажется полным политизированным дерьмом. Говорили ли так в 80-х? Говорили ли «дерьмо» в 80-х? Это не важно, на самом деле. В конце концов, кто бы что и как ни говорил, мы здесь для того, чтобы повеселиться. Давайте просто повеселимся, хорошо? Это один большой вечер празднеств, написанный внутри кавычек, и он обещал каждому присутствующему немало откровений и громких высказываний, но обо всем по порядку.
Здание клуба располагалось за углом небольшого букинистического магазина. Как и все плотно утрамбованные точки Фурманного переулка, оно без видимых проблем втиснулось в актуальную на то время архитектуру модерна и пользовалось необычайной популярностью у обитателей местного художественного сквота. Поэты, писатели, музыканты, художники, фокусники и другие магистры безграничного мира искусств за пожертвование определенных сумм в ЖЭК (кто-то поувертливей ограничивался пожертвованием бутылки водки) заселяли выселенные под реконструкцию дома-квартиры и превращали их в свои мастерские, в которых каждый день устраивали сеансы просмотра видеокассет и дико похабные пьянки, а для выплеска творческих амбиций и поддержания интеллигентного дискурса приходили в «Поэтику».
В тот знойный майский вечер часть клуба почему-то говорила на языке ковбоев, подслушанном из кинофильма «Человек с бульвара Капуцинов». Данную затею, надо сказать, поддержали далеко не все, поэтому диалоги в основном брали свое начало только в туалетной комнате. Кукольный туалет «Поэтики» действительно своей замызганностью походил на салун в Санта-Каролине, и каждый, кто туда приходил, сталкивался с новым законом туалета: любой посетитель был обязан выдавить из себя полупьяную злодейскую реплику, иначе его бы оттуда не выпустили. Однако на какое-то время и об этой практике позабыли, потому что на листочке, предписывающем уважать систему слива в унитазах, вот-вот должна была появиться новая надпись. Спор наиболее упертых гостей уборной заключался в том, что нельзя забрасывать унитаз бумагой, но можно, а точнее, нельзя выбрасывать бумагу в унитаз.
– Сколько раз я говорил им, что я прав? Я работаю редактором в «Молодости», ну как я могу не знать? – возмущался человек с перекошенной шляпой-федорой на голове, зачеркивая на листке появившееся намедни замечание и попутно придумывая свой новый выпад.