Он шел, и, кажется, все вокруг него
замирало. Даже лопасти вертолета, все еще вращающиеся над головами,
будто замедлялись, наполняя пространство протяжным «вжуу-ух,
вжу-у-ух, вжу-у-ух». Этот звук со скрежетом прокатывался по моим
натянутым нервам. Я сглотнула. Перевела взгляд на собственные
пальцы. Ослепленная. То ли яркими, искрящимися на бирюзовой
поверхности океана лучами уходящего солнца, то ли им… Как всегда,
им.
- Ну, все, наше дело – труба, -
тяжело вздохнула Соня. Вместо того чтобы испугаться или как-то
напрячься, что вроде как само собой разумелось в сложившейся
ситуации, подруга лениво потянулась в шезлонге и скрестила в
щиколотках загоревшие дочерна ноги. – Льюис, - перешла на
английский, - нам бы еще по коктейльчику, дорогуша.
Если бы бедняга Льюис стоял поближе,
она бы еще и по заднице его шлепнула, чтобы позлить отца. О
харассменте Сонька не знала… Хоть и жила в Америке последние четыре
года.
- Давай я принесу! – вскочил на ноги
Дэвид. Парень, который и оказался причиной всех наших
неприятностей.
Соня скосила на него ленивый взгляд
и резко бросила:
- Сиди уж!
Как псу. Ей богу. Но с милой улыбкой
на идеальном, скульптурно вылепленном лице. Талантом командовать
Соня пошла в отца… Красотой – в мать. Ян Гейман… он не был
красавцем. Да ему это было и не нужно. Он другим брал. А однажды
взяв – никогда от себя не отпускал. Меня так точно. Для меня он с
детства был каким-то… чудом, что ли? Чудом, которого мне иногда
позволено было коснуться.
Я пожевала губу, убеждая себя
смотреть прямо. В конце концов, я в очках, и он… он не увидит, как
я на него пялюсь. Ян Львович был уже совсем рядом. Как всегда,
застёгнутый на все пуговицы. Едва ли не на голову выше своих
охранников. И ничем не уступающий им в комплекции. Помню, как
девчонкой я наблюдала за их тренировками в спортзале. Обычно это
происходило вечером. Скорее даже ночью, когда Гейман возвращался
домой после долгого-долгого рабочего дня. И я, заслышав шум машин
его кортежа, сбегала из своей комнаты под чердаком, чтобы, усевшись
на самом верху лестницы, понаблюдать за его тренировкой в узкой
щели между двумя перекладинами перил. Тогда я не задумывалась,
откуда у него брались силы. За всем успевать, все держать на
контроле, спать по три – четыре часа, существуя в каком-то ином…
совершенно мне непонятном темпе.
Он остановился, чтобы снять обувь.
Ах да… Яхтенный этикет. Негоже было топтать палубу такой красавицы
грязными подошвами пусть и сшитых на заказ по индивидуальным
лекалам туфель. Разулся… И, преодолев разделяющие нас метры, резко
опустился на свободный шезлонг, с которого Дэвид слетел, едва
Гейман повел черной бровью.
- Ян Львович, ну, как на выставке
же! – тут же загудел охранник, оглядываясь по сторонам.
- Что со мной случится посреди
гребаных Карибов?
- Много чего может…
Но Гейман лишь рукой взмахнул. Он
всегда был головной болью охраны… Взять хотя бы этот его приезд.
Или прилет, точнее. Наверняка ведь он не значился в его графике
передвижений, который утверждался на самом высоком уровне вперед
сразу на несколько месяцев.
- Привет, пап.
Я закусила щеку и незаметным, как
мне казалось, движением потянула на себя полотенце. Может, у Сони и
не было проблем с тем, чтобы расхаживать в купальнике перед кучей
мужиков, а вот я была не настолько раскрепощенной.
- Привет, пап? – вздернул бровь Ян
Львович. И ничего он такого не сказал. Вроде бы… А я все равно
поежилась, и мурашки побежали вниз по голым ногам. – Это все, что
ты мне можешь сказать, София?
- Ну, а что тут скажешь? Ошибочка
вышла. С кем не бывает.
Ну, вот зачем она нарывалась?
Провокаторша! И ладно бы у них отношения не складывались, но ведь
это было не так! Сонька отца обожала. А он ее. У них вообще были
удивительно теплые отношения, несмотря на всю его занятость и ее
заскоки, которые случались с регулярной периодичностью.
