«Ты когда-нибудь задумывалась, что твои мысли – это не просто слова в голове? Что страх может стать стеной, а мечта – мостом через пропасть?
Эта история началась с трещины. Не в стене, не в земле – в зеркале. Старом, забытом, том самом, что десятилетиями пылился в подсобке кафе «Лира», где я, Алиса, мыла полы и мечтала. Мечтала так отчаянно, что однажды мир раскололся.
Эмпирея – так я назвала это место. Зеркальное отражение души, где тревога пахнет гарью, а надежда звучит как шепот ветра в листьях. Здесь мои бизнес-планы вырастали в небоскрёбы из стекла, а социофобия оборачивалась стаей ворон, выклёвывающих буквы из моих презентаций. Но главное – здесь я встретила *её*. Ту, что называла себя Тенью. Ту, что знала мой голос лучше, чем я сама.
Это не сказка о героях и драконах. Это история о том, как я сражалась с самой собой. С той версией себя, что когда-то сдалась, выбрав «нормально» вместо «невозможно». С той, что шептала: «Ты не справишься», пока я пыталась собрать приложение из обломков своих страхов.
Пять лет. Пять лет, которые изменили всё: Россию, технологии, папу, который так и не научился говорить «я горжусь тобой», законы, по которым живут города. Но главное – они изменили *нас*. Тех, кто однажды осмелился заглянуть в треснувшее зеркало и увидеть за ним не лицо, а целую вселенную.
Готовы ли вы пройти через стекло?
– Алиса Воронова. Из дневника 2027 года.
Глава 1: Трещина
Запах кофе смешивался с ароматом миндального сиропа, а в ушах звенело от грохота кофемолки. Кафе «Лира» в пятницу вечером – это ад под сиропом карамельного латте. Я протирала стойку в сотый раз, стараясь не смотреть в глаза клиентам. «Не улыбайся слишком широко, не говори громко, не дыши», – твердила я себе, как мантру. Социофобия – это когда даже «здравствуйте» звучит как признание в убийстве.
– Алис, тебе, выпить? – Марк протянул стакан с мятным лимонадом. Его татуировка в виде лабиринта на запястье всегда притягивала взгляд. Говорил, это символ его прошлой жизни – психолога, который сам заблудился.
– Спасибо, – пробормотала я, пряча руки в рукава свитера. Они дрожали, будто от холода, хотя в кафе было душно.
– Опять презентацию для конкурса готовишь? – Он кивнул на мой планшет, где застыл эскиз логотипа – ладонь, обёрнутая в провода. «Эмпатия» – приложение, которое превращает тревогу в цифровые картины. Идея, которая пришла в три ночи, а теперь съедала всё свободное время.
– Да… Но я, наверное, не успею, – соврала я. На самом деле боялась. Боялась, что кто-то скажет: «Это уже было», «Ты не справишься»,«Зачем тебе это?» В подсобке пахло плесенью и старыми коробками. Я присела на ящик с бумажными стаканами, чтобы перевести дух. Здесь не было камер, клиентов, Марка с его проницательными вопросами. Только я, паутина в углу и… зеркало.
Оно висело тут годами, кривое, с трещиной по диагонали. Бабушка владелицы говорила, что его привезли из усадьбы какого-то князя. Странно, но сегодня трещина светилась. Словно за стеклом горел тусклый фонарь. Я потянулась к нему, и —
– Осторожно! – Марк схватил меня за локоть. Зеркало снова стало обычным.
– Ты бледная, как призрак. Иди домой, – он нахмурился.
Домой. Где мама оставляла записки «Не забудь про ЕГЭ», а папа звонил раз в месяц, спрашивая: «Ну что, определилась с вузом?». Его голос звучал как автоответчик. Я представила, как он сидит в кабинете с портретом деда-академика на стене. Того самого, чьё имя я будто обязана была продолжить.
Ночью я вернулась. Кафе было пустым, тишину резал только писк неоновой вывески. Зеркало манило. Трещина пульсировала, как вена. Я коснулась её, и стекло стало водой – холодной, вязкой. Шагнула…
И попала в метель из букв.
