Я бежала по ночному лесу, легко уворачиваясь от ветвей. Ночное
зрение, бессмертие и некоторые другие достоинства дала мне моя
«нежизнь». Было время, когда я упивалась своим могуществом. Я была
безжалостной ночной охотницей, несущей смерть теплокровному
«корму». Но, спустя столетия, прошедшие за падением Ночной империи
и времени моего рождения, я всё чаще стала ощущать сосущую пустоту
внутри. Мой Наставник, выслушав мой сбивчивый рассказ, усмехнулся и
отправил меня к главе клана – Владыке Моргензу. Старейший из нас,
выживших после Войн Гнева, ведший нас последнюю тысячу лет,
остановил меня легким жестом руки, и я впервые услышала от него
слова одобрения:
— Рано или поздно некоторые из нас приходят ко мне с этим
вопросом. Многие из нас, пережившие падение империи, долгое время
пытались жить, как раньше – выследить, обескровить и вновь
скрываться. Это удел безумцев. Если мы не сможем приспособиться,
если не научимся сосуществовать, то всем нам вскоре придет конец.
Жалкие осколки некогда великого народа, мы прячемся, словно дикие
звери, в самых темных, жутких углах. Но, — он сделал паузу, — мы
живы. А те несчастные глупцы, что решили, будто смогут жить так,
как раньше, своим пеплом усеяли крестьянские поля. Вот такая ирония
судьбы, — он ласково потрепал меня по щеке, — а теперь иди, Паола.
Я хочу побыть один.
После этого нашего с ним разговора
прошло уже несколько десятилетий. За это время я стала глазами и
ушами Владыки в мире людей. Я исколесила весь юг империи, побывала
в Иссилии, Гал’риаде и диких степях кентавров. Мы хотели вернуться
к «нормальной жизни», а не прятаться в старых развалинах, в которых
клан жил последние пятьсот лет.
В тот раз важные дела привели меня в
малонаселенные районы пограничных земель между империей:
Иль’хашшаром и Степью кентавров. Моей целью был Воргент – самый
крупный имперский город на юге. Его еще называли Вратами Юга. Город
был надежно обнесен высокой стеной и запирал узкий проход между
горами и темными лесами – обиталищем темных эльфов. Благодаря этому
городу-крепости человеческий император мог не опасаться, что
однажды «лошадники» постучатся в ворота его владений. Мне
оставалось еще два ночных перехода, когда случилась то, что
навсегда изменило мою жизнь.
Я успела уклониться от очередной
ветки, когда краем глаза заметила искру костра, спрятавшегося за
высокими спинами неподвижных деревьев. «Очень странно», — подумала
я. – «Это еще земля темных эльфов, чтобы кто угодно мог по ним
разгуливать». “Любовь” темных к незваным гостям была общеизвестна.
А самих темных, вздумай они выйти на пикник, даже я заметила бы,
лишь наступив на них.
Любопытство сгубило кошку, а также
еще несколько сот тысяч подобных существ. Его жертвой стала и я.
Оставив заплечный мешок среди корней старого дуба, надвое
расщепленного молнией, я стала красться к трепещущему огоньку.
Подобравшись поближе, я увидала
интересную во всех отношениях картину: в центре освещаемой
несколькими кострами большой поляны, высился обломок скалы, к
которому был привязан человек в белом плаще. Перед
импровизированным жертвенником стояло несколько человек в богатой
одежде. Между ними и привязанной к скале жертвой стоял жуткий
алтарь в форме грубо вырезанного черепа, вокруг которого дымились
толстые черные свечи.
Заправлял этой вакханалией высокий
человек в балахоне, лица которого невозможно было разглядеть, так
как оно надежно было спрятано надвинутым на глаза капюшоном. Он пел
(если это можно было назвать пением) на странном хрипло-рычащем
языке какие-то гимны. Обе его руки крепко сжимали огромный нож с
волнистым лезвием, по которому жутко пробегали темные искры,
оставляя в воздухе тонкие дымные полосы. Стоящие полукругом
застывшие зрители также привлекли моё внимание. Я не почуяла
присутствия лошадей, а это могло означать, что кто-то из них весьма
сильный маг. А может и не один. Я более внимательно присмотрелась к
их аурам. Так и есть! Аура единственной в этой компании женщины
буквально сочилась магией, как и фигура в балахоне. Только
«балахонник» при этом явно не был человеком. Остальные трое мужчин
были обычными людьми. Хотя на груди самого низкорослого, но такого
широкого в плечах крепыша, висела герцогская цепь.