С каким безумным отчаяньем жду будущего, с таким же рвением бегу от прошлого. Итог – Пусто! Не живу – пережевываю жизнь. Оторву один день, час, минуту – перемалываю месяц. Перемучиваю, вымучиваясь, выдыхаясь не своим воздухом.
Я, хватаясь за ушедшую юность, рву с прошлым, хотя до жути боюсь будущего. Вру про возраст, точнее привираю, пытаясь вытеснить из памяти точную дату, заменив на приблизительную. Избегаю морщин по утрам, поэтому смотрю только в запотевшее зеркало. Неизменно, на всех вечеринках танцую до упаду, и только мой истерзанный организм знает, чего мне это стоит.
Боюсь дней рождения. Да и вообще всех праздников боюсь. Идти не к кому вот и боюсь. Сыну – не до меня. Муж!? Муж – вечный трудоголик. Вечно не до меня. Месяцами не разговариваем.
И душа, как старый граммофон, заедает на одной и той же пластинке. Шипит, трещит, повторяет заунывную мелодию утраченных возможностей и несбывшихся мечтаний. Игла впивается в бороздки памяти, извлекая из них лишь скрипучие обрывки былого счастья, которые режут слух своей фальшью.
Я – узник собственной головы, запертый в лабиринте зеркал, где каждое отражение искажает реальность, множит страхи и множит сомнения. И выхода нет, потому что ключ потерян, а карту сожгли в костре отчаяния. Остаётся лишь бродить по этим закоулкам, спотыкаясь о черепки разбитых надежд и увязая в паутине невысказанных слов.
И жду, как путник в пустыне ждёт дождя. Жду, когда эта душевная засуха сменится живительным ливнем, когда солнце пробьётся сквозь тучи и согреет озябшую душу. Но пока лишь песок, лишь миражи, лишь шелест ветра, разносящего пепел моих несбывшихся грёз. "Всё пройдёт", – шепчет кто-то вдалеке. Но когда? И чем я заплачу за это "пройдёт"?
Я брела по песку, еле переставляя ноги в нещадно натирающих шлёпках. Горячий, рыжий песок – почти весь застеленный разномастными заплатами покрывал, пледов и полотенец – был везде: в шортах, в ушах, на языке.
Солнце, как расплавленный слиток золота, висело в зените, выжигая последние остатки разума. Каждая клеточка тела вопила о спасении, о глотке ледяной воды, о тени, хотя бы жалкой тени от кривобокой пальмы. Но вокруг простиралась лишь пустыня пляжа, испещренная телами, жаждущими солнца, словно мотыльки пламени.
Вдалеке, миражом, покачивалась на волнах одинокая лодка, точно забытая игрушка в гигантской ванной. А здесь, у моих ног, кипела жизнь, полная шума и суеты. Дети визжали, окапывая друг друга в песке, раскапывающие свои собственные детские тайны. Мужчины с животами, похожими на надутые паруса, дремлют под зонтами, отгородившись от мира газетами, словно щитами. Женщины, разодетые в купальники, яркие, как оперение райских птиц, сплетничают, щебечут как неугомонные попугаи.
Море манило своей лазурной прохладой, но путь к нему казался бесконечным, как дорога в ад. Каждый шаг отдавался острой болью в ступнях, каждый вздох обжигал легкие, раскаленным железом. Я чувствовала себя путником, заблудившимся в пустыне, обессиленным и измученным.
Но вот, наконец, я достигла заветной цели. Бросив шлепки, как ненужный груз, и оставив позади все заботы, я ринулась в объятия прохладной воды. Море приняло меня с нежностью и благодарностью, смывая с тела усталость и зной. Каждая волна, будто ласковое прикосновение тёплого шёлка, шептала, мне слова утешения, обещая покой и гармонию.
Я закрыла глаза и почувствовала, как вода обволакивает меня. Её прохладные объятия были такими успокаивающими, что я забыла обо всём на свете. В этот момент я ощутила себя частью чего-то большего, чем просто человек. Я стала частью огромной, величественной стихии, которая живёт своей собственной жизнью.