Глава первая: Снег и сигнал
Академгородок тонул в ноябрьской мгле. Снег, не первый в этом сезоне, но первый по-настоящему серьезный, заваливал проспекты и крыши институтов густым, ватным одеялом. Он глушил звуки, сглаживал углы, превращал знаменитый научный центр в черно-белый призрак, застывший в сибирской стуже. Для Дмитрия Громова этот снег был белым шумом, статикой, мешающей сосредоточиться. Он стоял у огромного окна лаборатории корпуса нелинейной физики, следя, как хлопья прилипают к холодному стеклу, сливаясь в размытые, бесформенные пятна.
– Опять в окно уставился? – раздался за его спиной голос, резкий и одновременно насмешливый. – Снегопад – это просто хаотическое движение кристаллов воды в турбулентных потоках атмосферы. Ничего личного.
Дмитрий обернулся. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Игорь Лебедев. Высокий, тощий, с вечной ироничной усмешкой на лице и взъерошенными черными волосами, он был гением статистики и теории вероятностей, а также главным скептиком в их маленькой команде.
– В хаосе есть своя гармония, Игорь, – отозвался Дмитрий, возвращаясь к своему компьютеру. – В отличие от нашего кода.
Лаборатория, которую они в шутку называли «Серапис» – по имени эллинистического бога-оракула, – была их детищем, их святилищем и, в последние месяцы, их тюрьмой. Помещение было завалено стойками с серверами, чей ровный гул стал саундтреком их жизни. В центре стояла невзрачная на вид конструкция – черный куб с паутиной оптоволоконных кабелей, расходящихся во все стороны. «Кассандра». Так они назвали свое творение. Машину, которая должна была видеть будущее.
Идея родилась из отчаяния и амбиций. Дмитрий, физик-теоретик с изматывающей личной трагедией в прошлом – гибелью жены в автомобильной аварии, которую можно было бы избежать, – одержим идеей предвидения. Не предсказаний, а точного, математически выверенного прогноза. Его соавтор, Анна Семенова, нейрофизиолог с титаническим терпением, предоставила алгоритмическую основу, скрестив теорию хаоса с моделью нейронных сетей, имитирующих интуитивные прорывы человеческого мозга. А Игорь был тем, кто заставил эту абстракцию работать с реальными данными, отсекая статистический шум.
– Гармония – это когда «ноль» означает «ноль», а не «возможно, но мы не уверены», – проворчал Игорь, подходя к своему терминалу. – У нас погрешность все еще пляшет вокруг трех процентов. Это как пытаться предсказать падение метеорита, зная только, что он где-то в Солнечной системе.
– Для первого в мире устройства, предсказывающего будущее, три процента – это блестяще, – мягко возразила Анна, входя в лабораторию. Она принесла с собой запах зимнего воздуха и свежего кофе. Ее присутствие всегда действовало на Дмитрия умиротворяюще. В свои тридцать пять она обладала спокойной уверенностью женщины, которая знает цену и своим успехам, и своим ошибкам.
– Первого в мире? – Игорь фыркнул. – Анна, мы даже не опубликовали препринт. Мы – городская сумасшедшая легенда. Детища Академгородка. Слышал, в «Идеоне» уже ставят на то, что мы либо сорвем куш, либо взорвем полкорпуса.
– Пусть болтают, – отрезал Дмитрий. Его пальцы застучали по клавиатуре. – Сегодняшний прогон. Начинаем с малого. Прогноз пробок на завтра, утро, с семи до девяти.
Это была их рутина. Ежедневные тесты. Они загружали в «Кассандру» гигабайты данных: картографическую информацию, историю транспортных потоков, прогнозы погоды, даже расписание общественного транспорта и графики ремонтных работ. Машина, не имеющая ни сознания, ни чувств, лишь бесконечно сложную сеть алгоритмов, должна была просеять этот хаос и выдать наиболее вероятную картину на ближайшие двадцать четыре часа.
