Глава 1: Божественная Скука
Тишина в его покоях была настолько идеальной, что её можно было разливать по сосудам и продавать в космопортах как «Абсолютный Покой, Версия 2.0». Сайрен стоял у панорамного окна, в позе, которую древние скульпторы назвали бы «Мыслитель», а он сам мысленно окрестил «Позой Вселенской Ипохондрии». Его тело – самое передовое, самое дорогое, самое бессмертное творение технобогов Цитадели Олимп – не требовало ни движения, ни отдыха. Оно просто было. И в этом «бытии» заключалась вся бездонная глубина его проклятия.
За стеклом, толщиной с броню легкого крейсера, кипела жизнь. Столица технобогов была ослепительным калейдоскопом, сияющим ядовито-неоновым раком. Тысячи кораблей прочерчивали неумолимые геометрические траектории в переполненном небе, словно кровяные тельца в артериях гигантского механического бога. Голографические билборды размером с астероид рекламировали последние модели нейроинтерфейсов, генетические апгрейды «для истинных ценителей эстетики» и туры в квазарные туманности. Всё двигалось, всё гудело, всё стремилось куда-то с постыдной, по мнению Сайрена, целеустремленностью. Он смотрел на этот хаотичный порядок и чувствовал лишь одно – скуку. Вселенскую, тотальную, костную скуку.
Его взгляд скользнул от живого, дышащего метрополиса к призрачным мирам, парившим в воздухе его залы. Десятки голографических окон, активированных легким движением нейронной сети, висели в полумраке, как призраки на нитях. В каждом – запись. В каждом – провал. Его личный «хит-парад величайших неудач», как язвительно назвала бы это Стелла, будь она здесь.
Вот одно из окон. Бескрайнее море раскаленного докрасна песка, усеянное осколками гигантских стеклянных сфер. «Стеклянные Пустыни». Он помнил запах этого места – запах расплавленного кремния и горячей пыли. Помнил тихий, ритмичный гул миллионов существ, катящих свои хрупкие солнца по проложенным веками маршрутам. Он хотел дать им вечный источник света, освободить от рабства ритуала. А вместо этого выпустил на волю подземного демона, «Темного Скарабея», чьи щупальца из плоти и тени принялись пожирать цивилизацию, которую он поклялся возвысить. Он стал для них богом-воителем, сражался в эпических битвах, которые сам же и спровоцировал. И победил. Оставив после себя лишь тишину, руины и вопрос: а был ли в этом хоть какой-то смысл?
Его пальцы, идеальные копии биологических, только в тысячу раз прочнее и точнее, непроизвольно сжались. Он перевел взгляд на другое окно. Замерзший город, погребенный под двуцветным пеплом двух лун. «Мир Двух Лун». Там был свой особый холод – не просто отсутствие тепла, а леденящая душу метафизическая стужа вечной вражды. Он явился к ним в момент Великого Затмения, когда их боги-соперники на небе становились равны. Объявил себя Богом Равновесия. Казалось, такая элегантная идея. Примирить, объединить. Он ожидал благодарности, ожидал, что его мудрость оценят.
Вместо этого касты, поклонявшиеся разным лунам, сочли его угрозой своему божественному порядку. Обе. Он стал самой желанной мишенью в истории их вражды. Война, которую он надеялся остановить, разгорелась с новой силой – теперь уже за право уничтожить его. Он улетел, оставив их замораживать друг друга в ледяных гробницах своих городов, так и не поняв, что их равновесие было хрупким паритетом страха, а не гармонии.
– Прекрасная работа, мессия, – тихо прошептал он сам себе, и его голос, откалиброванный для внушительных речей и божественных повелений, прозвучал непривычно хрипло. – Ты несешь свет – получаешь чудовище. Несешь мир – получаешь войну. Что же дальше? Принесешь бессмертие и получишь вымершую планету?
