Воздух на космической станции «Олимп» был идеальным, как и всё остальное в этом рукотворном аду из полированного хрома и светящегося акрила. Он не был спертым, как в грузовых отсеках, или стерильным, как в операционных. Его температура, влажность и ионный состав поддерживались на уровне, который биометрические алгоритмы считали «оптимальным для усовершенствованного сенсориума». Для Сайрена это означало лишь одно: он был таким же безвкусным, как питательная паста, и таким же предсказуемым, как траектория полета станции по заранее рассчитанной орбите.
Он сидел в баре «Стыковочный узел», одном из бесчисленных заведений на кольцевой палубе «Олимпа», и наблюдал. Наблюдать было нечем. Толпа киборгов вокруг него была живым, дышащим и звенящим щелчком сервоприводов воплощением того самого «оптимума». Ни один силуэт не выбивался из идеальных пропорций, предписанных модой и функциональностью. Мускульные массивы, усиленные до скульптурного совершенства; оптические сенсоры, холодно мерцающие вполнакала; хромовые протезы, отражающие друг друга в бесконечной карусели самолюбования. Все они были богаты, могущественны и, что хуже всего, довольны. Довольны своим местом в этой отполированной до блеска пищевой цепочке.
Сайрен чувствовал себя домашним котом в золотой клетке. Очень дорогой, очень опасной клетке, где его когти и клыки были всего лишь еще одним аксессуаром, лишенным всякого смысла. Ему было скучно. Скука стала фоновым шумом его существования, низкочастотным гулом, заглушавшим даже его идеальный слух.
Он сделал едва заметный жест пальцем. Нейроинтерфейс, вживленный в теменную долю, откликнулся мгновенно, просканировав барную стойку и выделив единственного служащего, чья кибернетизация не была направлена на убийство, шпионаж или демонстрацию статуса.
Бармен был произведением искусства в своем роде. Его торс заменил блестящий хромированный цилиндр, из которого исходило двенадцать гибких щупалец-манипуляторов. Они двигались с гипнотической плавностью, одновременно взбалтывая три коктейльных шейкера, наливая дистиллят в стопку с точностью до микролитра и протирая столешницу абсорбирующей тканью. Ни одно движение не было лишним, ни джоуль энергии не потрачен впустую. Это был танец абсолютной эффективности.
Сайрен подошел к стойке. Его собственная мускулатура, прошитая нанонитями и каталитическими волокнами, отреагировала на движение еще до того, как он отдал сознательный приказ, распределив вес тела для идеального баланса. Это было так же естественно, как дыхание, и так же надоело ему до тошноты.
– Меркурианский шпиль. Двойная порция каталитической взвеси, – произнес он. Его голос, отточенный вокальным корректором, звучал ровно, с легкой хрипотцой, которую он когда-то считал привлекательной.
Щупальца бармена не дрогнули. Одно из них потянулось к ряду сияющих колб, другой манипулятор уже подхватил мерный стаканчик.
– Слушаюсь, – ответил бармен. Его голос был чистым, синтезированным баритоном, лишенным эмоциональных модуляций. – Процесс приготовления займет двенадцать секунд.
Сайрен уперся локтями в стойку, позволив нейроинтерфейсу развлечь себя. Военный образец последнего поколения, который он «унаследовал» после одного неприятного инцидента на окраине Пояса Астероидов. За долю секунды интерфейс проанализировал позу бармена, микроскопические вибрации его корпуса, тепловую сигнатуру и электромагнитное поле. Он просчитал 847 вероятных вариантов развития диалога. 98% сводились к безличному обслуживанию. 1.5% – к запросу на идентификацию платежных реквизитов. Оставшиеся 0.5% включали маловероятные сценарии, вроде внезапной поломки гравитационного генератора станции или атаки космических пиратов.
