– Лизка, я все понимаю, христианское смирение, подставим левую
щеку после удара в правую, но… блин! Но конкретно в этом случае
тебя не понимаю. Ну как, как ты можешь так спокойно говорить об
этом мерзавце? Он тебя бросил! Не просто бросил! Он изменил тебе!
Предал тебя, развелся с тобой, такой классной, такой доброй и
просто офигенской! И все из-за какой-то рыжей стервы!
Мы с подругой сидим вдвоем на моей кухне, по-прежнему вроде бы
чистой и на первый взгляд уютной. Но только на первый взгляд.
Когда-то, когда я еще была замужем и периодически ворчала по утрам
на мужа за то, что оставил на столе свою грязную чашку после кофе
или не закрыл навесной шкафчик, откуда доставал кофемолку, эти
мелкие детали, раздражающие любую хозяйку, как раз и придавали
кухне уют. Тот самый легкий оттенок беспорядка, без которого
невозможна жизнь семьи, пусть и совсем крохотной, какой была наша –
всего-то два человека. Всего два. Третьим мы так и не
обзавелись.
Теперь я живу одна, мне не на кого ворчать, потому что посуду я
за собой мою сразу, а в тот шкафчик и вовсе перестала лазить –
как-то резко разлюбила натуральный кофе. И теперь на этой кухне
всегда чисто. Чисто, пусто и… одиноко. За исключением тех редких
вечеров, когда ко мне кто-то заглядывает на огонек. Вот как сейчас
Юля, моя давняя приятельница. И хоть она старше меня, но выглядит
чуть ли не школьницей, настолько она худенькая и
тонко-прозрачная.
Я добавляю в свой чай немного сливок и аккуратно размешиваю их,
медленно вращая чайную ложечку по часовой стрелке, стараясь не
касаться стенок. Не люблю, когда колотят металлом о тонкий
фарфор.
– Юль, не говори так. Ну серьезно. Они оба не такие, как ты
думаешь. И Данька все равно хороший.
– Хороший? – в возмущении взвивается подруга, с грохотом плюхая
чашку на блюдце. Так звонко, что я невольно морщусь. – Да козел он!
Вернее, кобель.
– Юль, охолонись. Мой Даня…
– Твой бывший Даня! – Юля не может усидеть на месте и
подскакивает, отходя от стола и прислоняясь к подоконнику,
заставленному моими любимыми орхидеями.
Когда-то, когда у меня еще был муж, он после каждой командировки
из аэропорта сперва заезжал в цветочный магазин, покупал мне новый
цветок и вручал вместо букета. Он знал, что я не люблю срезанные
цветы. До сих пор помнит. Вон та, густо-чернильного цвета,
усыпанная гроздьями соцветий, подарена им уже после развода.
Нет. Данька не козел. И не кобель. Просто… Просто так бывает
иногда. Просто иногда оказывается, что то, что было между двумя,
собственно, любовью так и не стало. Началось как детская дружба,
потом переросло в нежную привязанность. А через какое-то время
превратилось в уютную привычку. Но любые, даже самые уютные
привычки можно с легкостью заменить другими всего за двадцать один
день. Двадцать один? Да, точно. В статье было написано именно это
число. И я даже не жалуюсь на то, что вот этой привычкой, от
которой избавились за три недели, оказалась именно я. И уже тем
более не собираюсь плевать ядом в его сторону или в сторону его
“рыжей стервы”. Ни я, ни он, ни она не виноваты, что их чувства
оказались более… ну, не знаю, бурными? Страстными? Глубокими?
Настоящими?
– Мой бывший муж и по-прежнему друг Даня не козел. Козел не
предупреждает, что полюбил другую, прежде чем “изменить”. Козел не
просит за это прощения. Козел, в конце концов, не оставляет бывшей
жене квартиру, которую сам купил, на свои заработанные деньги, и не
уходит с полупустым чемоданом. И не продолжает помогать бывшей жене
и ее приемным родителям, при том, что “та самая стерва” родила ему
ребенка и, поверь, ему сейчас есть кому помогать и без меня.
Юлька стоит возле окна, нахохлившись. Она понимает, что я права,
хоть ей и хочется выплеснуть собственную обиду на мужчин. Она
качает головой, а потом с тихим вздохом все же признается.
