Роар был в ярости. Всё это время с момента, когда понял, что
Рэтар не даст Хэле снять заговор на это проклятое воздержание.
Митар терпел, но в конечном итоге нервы сдали, он вышел из
себя.
— Почему я должен терпеть? Почему мне нельзя быть с любимой
женщиной? Потому что Хэле вздумалось проучить всех мужиков в городе
за, как ей одной только кажется, плохое обращение со своими
женщинами? – рычал он, сидя в кровати и сходя уже кажется с ума от
того, что невозможно спокойно отдаваться близости с Миленой. — Я
никогда не обижал намеренно ни одну женщину. Свою, чужую! Никогда
не считал, что дочки это плохо, никогда не забывал, что меня родила
женщина. И всегда уважал тех, которые меня воспитывали. Почему я
должен расплачиваться за других? На каком основании? Чему это всё
меня должно научить?
И он хотел прибить Хэлу, несмотря на то, что любил её, ценил, но
как же изводила злость на неё.
И Рэтару хотелось высказать всё, что Роар о нём думал – тан
боялся, что если менять всё и делать как было, то Хэле станет плохо
от такого сильного колдовства. Так пусть снимает заговор только с
них, пусть на Шерга, например, оставляет, а Роар не при чём.
А ещё он был уверен, что уж с Рэтара она заговор сняла, да и
вообще скорее всего не подействовало на него – он же феран, она не
могла просто, без оснований на него наговаривать.
И Роар убеждался в этом каждый день, потому что Рэтар не
менялся, он был таким, как всегда. Так спокойно терпел? Митар не
верил. И вот та картинка, которая стояла перед глазами – Рэтар
обнимает Хэлу, босую, растрёпанную, в рубахе цвета ранры,
соблазнительную. И да, тан до умопомрачения любил эту женщину, и
хотел так же сильно, хотя женщины никогда не были для него важны,
но только не эта.
Но не выдержав, сорвавшись, начав рычать, Роар получил по носу,
как глупый сирг, потому что Рэтар такого не простил бы никому, и
надо было быть благодарным, что после такого выпада, остался цел, и
даже не оказался запертым под башнями.
А потом рассказ Миты так отчаянно расстроил, но между тем и
отрезвил.
Роар любил её, сильно. Она была той, кто всегда его успокаивал.
Сколько раз мальчишкой он рыдал в неё, когда было обидно или
больно. Мита утешала его, была добра и участлива, всегда на его
стороне.
И никогда он и подумать не мог насколько ей самой плохо. Это
осознание, что он сам того не зная, спас её от смерти, поразило до
глубины души. Потому что представить как бы он жил без неё было
невозможно. А уж то, что ради него она терпит издевательства и
этот, пустой для него, но реальный для неё, страх быть выставленной
на волю, если попросит развести её с этим тщедушным мужиком,
являвшимся её супругом… и ведь Хэла только сейчас наговорила вот
это благостное для женщины воздержание, а до того она заговором
спасла Миту от побоев.
И Роар не замечал как его кормилица мучается, не замечал
насколько ей тяжело живётся.
— Роар? – рука Милены легла ему на плечо. — Ты чего не
спишь?
Митар обернулся на обеспокоенную ведьму.
— Думаю, – проговорил он.
— О чём?
— Ты меня избегаешь последнее время, – ответил митар, и хотя она
мотнула головой, попыталась улыбнуться, сказать, что он ошибается,
но он был прав. — Нет, избегаешь. Почему?
Глаза Милены наполнились слезами. Кажется он никогда к этому не
привыкнет.
— Рэтар сказал, точнее, он попытался мне сказать, что я, – Роар
нахмурился, не знал как сказать. — Что близость это больше, чем… а
я… не важно.
Не было смысла говорить. Тан был прав, словно только животное
осталось внутри, с низменными потребностями, словно вот этого тепла
рядом не достаточно.
Может дело было в том, что Роар не привык спать с кем-то в одной
кровати. Даже с Язой он толком и не был вместе. Когда был с ней, у
них всегда была близость, потому что виделись редко, потому что
служба, потому что война. А вот так, как сейчас, когда тихо
спокойно, когда можно просто вдыхать запах кого-то дорогого,
чувствовать – ведь Роар счастлив, что она просто рядом.
