– Кошкина! Двадцать приседаний! – командует физрук.
Меня глазами сверлит. Хоть бы в журнал посмотрел,
невоспитанный.
– Я Мышкина! – выкрикиваю надрывающимся голосом.
Сколько можно изводить меня.
– Тогда тридцать приседаний, – кивает с победной улыбкой на
небритом лице.
С такой внешностью не в школе работать надо, а в модели идти.
Высокий, плечи широченные, на лице идеальная щетина – короче, будто
только с обложки модного журнала.
– Давай, давай, – подгоняет меня взмахом руки.
Раз! Опускаюсь, вытягиваю руки перед собой. Думаю о том, что до
конца учебного года осталось всего две недели. И это очень
хорошо.
Два! Наш новый физрук угрожает мне испортить аттестат двойкой, и
это очень плохо. А у меня есть всего две недели на то, чтобы
исправить ситуацию.
Три! Я ненавижу физкультуру.
Четыре! Я ненавижу нашего физрука, Ильина Степана
Александровича.
Пять! А ещё я ненавижу свой лишний вес. Правда, за последние
пару месяцев мне удалось сбросить чуть больше десяти килограммов,
но тростинкой я от этого не стала. Разве что в объёмах немного
уменьшилась.
Щёки – на месте. Бёдра – тоже на месте. Спасибо хоть с живота и
боков жир немного ушёл.
Три-идцать! Еле дыша, выпрямляюсь и ставлю руки на пояс.
С вызовом смотрю на учителя, который даже не пытается скрыть
усмешку. Да, я выполнила твоё задание, подавись! Думал, после
пятнадцатого раза упаду без сил? Как бы не так. Не зря же я на
протяжении нескольких последних месяцев работаю над собой: пробежки
по утрам, диета.
Но этому качку доказывать что-либо бесполезно. Он считает меня
толстухой и слабачкой, недостойной даже тройки за его «самый важный
на свете предмет».
– Браво, Пышкина! – справа в ладоши хлопает Мишка Рягузов –
мажор и директорский сынок.
Он вечно меня дразнит, но если раньше я молча терпела его
выходки, то с некоторых пор научилась давать отпор.
Поворачиваюсь и криво улыбаюсь выскочке. Сжимаю руку в кулак и
покачиваю им несколько раз в воздухе.
Рягузов поднимает руки в примирительном жесте и делает шаг
назад, хоть между нами и так приличное расстояние. То-то же.
С некоторых пор Мишка со мной не связывается. Так, на словах
дразнит немного, не более.
– Ря-агузов! – рычит Степан Саныч. – Десять кругов вокруг
площадки, раз-два!
Раздаётся свисток, и Мишка нехотя срывается с места.
Смотрю на Ильина. Хмурится. Злым взглядом провожает ученика.
Чего взбесился?
Мишка вроде нормально себя вёл, только меня немного задел…
– Два, Крышкина! – бросает в мою сторону.
– Я – Мышкина! – произношу едва не плача.
Два? В смысле, два?
Звенит звонок с урока, весь класс несётся в сторону спортзала,
чтобы переодеться. Мы занимались на улице, потому что тепло уже,
май как-никак.
Провожаю взглядом своих подруг и уверенным шагом иду к
учителю.
– Степан Александрович, – обращаюсь к физруку.
Отбрасываю в сторону свою тяжёлую косу. У меня длинные
каштановые волосы, почти до попы.
Кончик косы плавно разрезает воздух и прежде, чем упасть за моё
плечо задевает грудь Саныча.
Опять. Ну почему я из раза в раз делаю одно и то же?
Саныч злится. Он вообще вечно хмурый такой, мышцы на накаченных
руках буграми ходят.
– Степан Саныч, – роняю чуть тише, – почему опять «два»? Я же
выполнила ваше задание?
Дую пухлые губы и гляжу на громилу исподлобья.
Он несправедлив ко мне. И я не отстану, пока не объяснит
причину.
– Пышкина! У тебя перемена лишняя? – проходится по мне острым
взглядом, задерживается на надутых губах, громко сглатывает.
Устал, наверное, пить хочет. Солнце печёт так, будто уже лето
наступило.
Но и я тоже устала. От его бесконечных претензий и угроз
испортить мне аттестат.
– Я – Мышкина! – пищу срывающимся голосом.
– Всё! Иди! – отмахивается от меня.
Отворачивается демонстративно, словно не хочет видеть.
Закидывает на плечи сетчатый мешок с баскетбольными мячами, а я
вдруг застываю от того, как его мышцы бугрятся при каждом движении.
Как загипнотизированная изучаю жилистые руки, широкие массивные
плечи, которые, кстати, Ильин вечно напоказ выставляет, приходя на
занятия в борцовках.
