— Это Матвей, — хрипло сказал мой муж, прижимая четырёхлетнего
мальчика к себе. — Он мой сын.
У меня перед глазами все заволокло слезами.
Малыш жался к мужу и обнимал маленькими ручками рваного медведя
с выпавшим глазом. Растянутый свитерок прятал в своих рукавах
маленькие пальчики.
У меня слова застряли в горле. Я хватанула воздух губами и
пошатнулась. У меня земля уходила из-под ног, а сознание медленно
затягивала дымка отчаяния.
Нет.
Быть не может.
— Прости, — дрогнул мой голос. — Что?
Я облизала пересохшие губы.
Сын.
Как сын? Чей сын?
В голове набатом звучали слова мужа. Я судорожно искала в
ребёнке черты лица супруга. Я старалась не замечать одинаковые
темные глаза, только у Ярослава от них веяло холодом, а у мальчика
лютым животным ужасом.
Он боялся меня.
Женщины в хлопковом домашнем костюме, заплетенными косами и с
венчиком в руках, с которого капало тесто для капкейков.
И я не понимала этого.
Я ничего не сделала.
Я же…
— Матвей, мой сын, — повторил муж. — Впрочем и твой теперь
тоже.
Холодные бездушные слова, которые ножом вырезали у меня на
сердце признание в измене.
Я отшатнулась и прижала руку к груди.
Яр не мог так поступить со мной.
Сколько лет малышу?
Три, четыре?
Сколько?
Если три года, то я тогда ходила беременной Алисой. И значит
пока я переживала за нашу девочку, Ярослав развлекался с кем-то и
нагулял сына?
— Я не понимаю… Ты что изменял мне… Ты… — слова приходилось
выдавливать из себя по чайной ложке. Я не могла поверить в
такое.
А если мальчик старше. Если малышу чуть больше четырёх, то
измена была около пяти лет назад.
Когда я не выносила нашего сына.
Когда на шестом месяце беременности мне экстренно делали аборт
из-за аварии, в которую я попала.
Я просто вызвала такси и поехала тогда к родителям, но в машину
влетела иномарка, и я очнулась только через две недели. В
реанимации и без своего сына.
И я…
Я думала, что сдохну прямо в той стерильной комнате, потому что
у меня отобрали самое ценное. И Ярослав меня с ложки кормил и
уговаривал, чтобы я не глупила, что у нас ещё будут дети, но прийти
в себя я не смогла, даже несмотря на следующую беременность с
Алисой.
У нас чудесная девочка трёх лет, но свою боль, своего малыша,
которого у меня отобрали, я не забыла по сей день.
И значит пока я сдыхала, хотела кожу с себя спустить от бессилия
и потери, Яр мне изменял и…
— Вика, тебе не надо ничего понимать. Тебе просто надо принять
моего ребёнка, — сурово выдохнул муж и спустил мальчика с рук.
Малыш тут же прижался к ноге мужа и посмотрел напуганно на меня
снизу вверх. А Ярослав добил: — Ты ведь так и не смогла родить мне
наследника…
Из моих глаз брызнули слёзы.
Я снова оказалась с больничной палате и голос медсестры холодный
и неживой тихо проронил, что повреждения были такими обширными, что
плод спасать было бессмысленно. Он бы умер в течении первых
нескольких часов ещё из-за не до конца сформированных органов и
увечий.
Она называла моего сына каким-то ужасным словом. Она не
понимала, что он стал для меня жизнью, она…
А теперь Ярослав сверху добавил. Плеснул уксуса на открытую
рану, которая с годами никак не могла затянуться и делала меня
искалеченной и больной.
— Яр… — тихо позвала я. — Что ты творишь? Что ты делаешь?
Муж посмотрел на меня, прибивая взглядом к полу, и холодно
выплюнул:
— Всего лишь пытаюсь сохранить свою семью.
— Приведя в неё ребенка от другой женщины? — спросила я,
стараясь не повышать голос, чтобы не напугать малыша. Боже мой. Что
станет с Алисой?
— Нет никакой другой женщины, — резко и зло выдал муж. — Ты его
мать! В свидетельстве о рождении твоё имя, Виктория! Так что
успокоилась и забрала сына. Или может мне его в детдом сдать?
