Устройство на работу — такой
процесс, который не всякий может и пережить.
Мила Котовенко в разговоре с
няней
Я сидела на длинной твердой лавке в глубине огромного,
обшарпанного Зала Собраний, битком набитого народом. Рядом со мной
громко сопел тролль, сбоку толкался гном, которому за спинами
ничего не было видно, поэтому он то и дело привставал, отчего его
коротенькая и редкая бороденка смешно топорщилась. Впереди на
лавке, словно на королевском троне, восседал эльф — длинные,
струящиеся золотистые волосы, расчесанные волосок к волоску, и
неимоверно гордая осанка могли принадлежать только этой расе.
На сцене, перекрикивая шум, надрывался королевский герольд. Он
провозглашал новый указ, согласно которому с сегодняшнего дня
учреждалась новая служба королевских гласов. Я не знала, как
жречество позволило королю назвать своих служащих как посланников
богов, но, скорее всего, они просто махнули на его величество
рукой. Королевские гласы должны были нести в отдаленные провинции
волю нашего Умнейшего и Великолепнейшего величества. Это должно
было свидетельствовать о том, что Вышеслав Пятый неустанно
заботится о своих подданных. Но на самом деле причина была совсем в
другом. Распоясавшиеся за десятилетнюю вялотекущую войну с
нечистью, которой наш король был полностью увлечен, некоторые
регионы королевства перестали платить большую часть налогов, завели
свои порядки и стали поговаривать об автономии. Что творилось в
приграничных регионах, не знал вообще никто в столице.
Собирать налоги и приструнить наиболее активных бунтовщиков с
помощью армии для прохудившейся государственной казны было делом
совершенно неосуществимым, поэтому король решил пойти мирным путем,
заодно узнав от посланников о том, как обстоят дела по всей стране
и где находятся очаги непокорности. Каждая группа гласов должна
была не только инспектировать зарвавшихся местных аристократов
именем его величества, но и составлять путевые заметки, призванные
заново познакомить Вышеслава Пятого с собственной страной.
Как только герольд перешел к практической части приказа, то есть
начал разъяснять принцип набора групп гласов и их обязанности,
громко сопящий тролль не выдержал и разразился непрерывным
чиханием. На него зашикали, но он не мог остановиться, разбрызгивая
слюну на окружающих и не обращая внимания на протянутый мною
носовой платок. Из его глаз текли слезы, он отчаянно тер нос, но
приступ все не прекращался.
— Прекрати, не слышно ничего! — Кто-то из задних рядов
огрел тролля по голове рукояткой топорика.
Мой сосед взревел и подскочил на ноги.
— Как я могу перестать, когда от него воняет! — Он
ткнул толстым пальцем в спину эльфу.
Эльф медленно повернул голову и смерил тролля таким
презрительным взглядом, что у меня кровь в жилах застыла.
Но на чихающего страдальца это не подействовало.
— Че зыришь? Надухарился, как шлюха в борделе, и воняешь
теперь. А я чихаю!
Небрежным жестом отбросив на спину длинные волосы — в воздухе
повеяло легким цветочным ароматом, — эльф молча прикоснулся
длинными пальцами с прекрасным маникюром к кинжалу. Тролль пошарил
у левого бедра, забыв, вероятно, что мечи, секиры, луки и алебарды
были предусмотрительно отобраны парочкой мрачных стражников на
входе, а все оружие поменьше было оставлено только под честное
слово, что применяться по назначению не будет. Громиле, за
неимением оружия, пришлось сжать кулаки и приступить к моральной
атаке.
— Вонючий остроухий! — завопил он совершенно не
оригинально.
— Я бы ответил тебе, — надменно сказал эльф, — но
боюсь, ты не поймешь. Ты слишком туп для того, чтобы понять Сына
Леса.
— Туп? — Тролль побагровел и разразился длинным
потоком ругательств на эльфийском.
