Обожжённые крылья омоет утренняя
роса…
Я остро ощутила саднящую боль в затылке, которая пульсировала и
медленно перемещалась к разбитой брови, отдаваясь в сознании эхом
воспоминаний. Это был хороший знак… Очень хороший знак… Раз я всё
еще умела испытывать боль, значит не умерла. Хотя порой мне
искренне казалось, что это было ошибочное ощущение и на самом деле
я сдохла еще в тот момент, когда Блэйк увидел мои остриженные до
плеч волосы. Этого ни в коем случае нельзя было делать, я знала.
Знала и всё равно пошла наперекор порядкам борделя, за что,
собственно, и получила наказание в виде побоев. Кажется, я уже
начала забывать, каким ублюдком Блэйк умел быть.
Уже прошла целая неделя с того момента как я снова вернулась в
бордель, а для меня этот небольшой отрезок времени сузился до
размеров одного-единственного бесконечного дня. Я практически
перестала спать, собственно, именно по этой причине время мной
теперь воспринималось в искажённой форме. Всё вокруг казалось таким
знакомым и в то же время невыразимо чужим. Полярность восприятия
действительности сбивала с толку, размывала границы реальности и
фантазий. Даже сейчас я до конца не понимала, драила ли столик
после клиента или это происходило всего лишь в моей голове.
— Мотылёк, — услышала я голос Тео.
Меня всю вдруг передёрнуло, когда я услышала это прозвище.
Череда различных воспоминаний, связанных с тем, кого я
больше не хотела помнить, отозвалась ноющей болью в груди, где как
мне казалось по ощущениям, образовалась огромная выжженная пустота.
Начало тошнить. В последнее время я часто испытывала тошноту,
отчего даже местную стряпню больше не могла есть, хоть желудок и
просил еды.
— Розмари, — пробормотала я, продолжая лихорадочно тереть
несчастный столик, который и так уже давно был чистым. — Зови меня
Розмари. И только так.
— Окей, Розмари. Прекрати уже наконец насиловать стол, — Тео
явно пугало мое состояние, да я и сама себя боялась. — Ты слышишь
меня? — бармен за нервным смехом явно пытался скрыть свое
опасение.
Выпрямившись, я нервным движением заправила короткие пряди волос
за уши. Если честно, то я даже сейчас не до конца не понимала,
почему обрезала их. Всё происходило как в тумане. Я переступила
порог борделя, Блэйка уже предупредили о моем возвращении. Меня
отвели к нему. Блэйк заявил, что я всё также буду продолжать
исполнять свою работу с одним лишь условием — отныне я стану таким
же товаром, как и другие девочки. Мне было на это глубоко
наплевать. Я никак не отреагировала на такое пополнение в списке
моих обязанностей. Всё уже стало неважным.
Когда меня отвели в мою прежнюю комнату, я просто упала на
кровать и еще очень долго рассматривала узор плесени, который за
мое долгое отсутствие значительно увеличился в размерах. Я ни о чем
не думала, просто пыталась свыкнуться с тем, что я снова в этой
дыре, на самом дне жизни. Ниже Марианской впадины. Затем в какой-то
неопределенный момент мне в голову стрельнула мысль раздобыть
ножницы. Это стало так необходимо, словно бы от этого зависела
судьба всего человечества.
Найти ножницы не составило никакого труда, ведь я знала, где и
как их раздобыть. Стоя посреди комнаты, я смотрела на них, вертела
в руках, ощущая прохладу металла. На задворках сознания мелькнула
идея поднести острие ножниц к венам на запястье и покончить со
своим никчёмным существованием. Но я вовремя опомнилась, смутно
соображая, что это не выход. Меня не сломить… Меня не сломить!
Вместо этого я просто обрезала свои волосы. Мне вдруг стало
противно к ним даже прикасаться, поэтому я избавила себя от
раздражителя.
Когда Блэйк увидел, что я с собой сделала, он приложил меня
несколько раз головой о стену. Боль отрезвила, помогла забыться и
почувствовать, что я всё еще жива, несмотря на полное моральное
уничтожение.
