Дождь льет стеной. Не знаю, как водитель неотложки вообще видит
дорогу. Но мы несемся сквозь ночь и стихию на очередной вызов.
Авария. Несколько машин. Мы первые. Ненавижу. Придется
расставлять приоритеты, выбирать, кому жить… Я протираю устало
глаза. Четыре утра. Уже бы прояснилось, если бы не гроза. Молнии
полыхают без конца, рация трещит, бьет по ушам. Начинает болеть
голова. Меня кидает на сиденье то в одну, то в другую сторону.
– Саш, шоколадку? – слышу с соседнего.
Артем знает, что я вторую смену на ногах. Хрипло благодарю, еле
справляюсь с оберткой и кое-как отправляю батончик в рот. Приходит
идиотская усталая мысль, что для такого мужика, как Артем, можно и
озаботиться внешностью: поправить длинные патлы, по бледным щекам
себе пошлепать, чтоб порозовели… Но сегодня мне все равно. Если он
захочет зайти дальше дружеской поддержки и долгих взглядов, я с
удовольствием для него приведу себя в порядок и докажу, что могу
выглядеть иначе, чем сейчас… Но все потом.
Мысли о таких глупостях помогает отвлечься от очередного вызова.
Я все не привыкну никак. Никогда не думала, что придется работать
на скорой, но жизнь складывается не всегда так, как мы хотим. Моя
несла меня сквозь ночь к неминуемой смерти. Чужой. Нам уже
сообщили, что есть не выжившие.
Шоколад застревает в горле, и я кашляю. Артем суетится,
хватается за термос, плещет чай в кружку, отпаивает… И я снова
стараюсь думать только о нем. Симпатичный. Молодой, спортивный,
амбициозный. Репутация у него ни к черту среди медсестер. Короче,
все при нем… Он улыбается мне. Явно флиртует, а я даже не уверена,
получается ли у меня отвечать на его улыбку. Мне кажется, я отупела
от усталости и страха.
– Подъезжаем!
Я вздрагиваю, роняю кружку от термоса, но никто не обращает
внимания. Артем уже отстегнулся и готов выскочить из дверей с
чемоданом. Я отстегиваюсь следом…
…и меня снова оглушает. Крики, искры болгарки, шелест дождя,
всполохи красного света вперемешку с электрическим… Я выскакиваю за
Артемом под дождь. Несусь следом за ним, но тут до меня долетает
крик спасателя:
– Тут ребенок! Доктор! Сюда!
Меняю направление и бросаюсь на зов.
Пикап лежит на боку, впечатанный в отбойник. Несколько людей
трудятся над тем, чтобы добраться до тех, кто в кабине. Какая
удача, что служба спасения уже на месте!
– Водитель вылетел через лобовое, – докладывают мне на ходу. –
Но, кажется, мертв. А ребенок пристегнут к креслу, цел. В шоке.
Осмотрите.
– Зонт! – командую я.
– Да вы что, какой зонт? – усмехается он невесело.
– Куртку разверните надо мной! – Я бегу вокруг кабины, мужчина
рядом.
– Сама куртку и разверни, – грубит неожиданно. – У нас еще одни.
Ребенка спасали в приоритете.
И он бросает меня одну. Я несусь, сдирая куртку на ходу и
подлетев к пикапу, накрываю ей чемодан. Ощущение, что ситуация тут
хоть немного под контролем, разрывает в ошметки, когда вижу ребенка
в кресле. Машину перевернули, сняли заклинившие двери и открыли мне
доступ, но на этом все. Мальчику на вид лет пять от силы. Он не
плачет. Таращится большими глазами на меня, вцепившись в ремни.
– Привет! Как тебя зовут? – пытаюсь до него докричаться. Он
молчит. – Ты ранен? Болит что-нибудь? – продолжаю, аккуратно
отстегивая его.
Замок надежный, кресло добротное… Еле справляюсь коченеющими
пальцами, но, наконец, освобождаю ребенка. Первым делом проверяю
реакции зрачков, при этом роняя фонарик на сиденье, потом начинаю
ощупывать руки и ноги ребенка… Все больше убеждаюсь, что носилки не
нужны – он в полном порядке, если не считать понятного
оцепенения.
– Пошли в теплую машину…
Я осторожно тяну его к себе, приседая так, чтобы он упал мне на
грудь, но мальчик вдруг сам кидается мне на шею и хватается за
меня, как обезьянка, прижимаясь всем телом. Я обнимаю его, но стоит
потянуться за курткой, чтобы накрыть его от дождя, на плечо вдруг
опускается тяжелая рука:
