Короля я полюбила с детства, когда
впервые увидела его изображение на подаренном по случаю дня
рождения золотом гальдионе. Для малютки семи лет — это очень
большое богатство.
— Софи, береги её, эта монета
принесёт тебе счастье, — приговаривала мама, укладывая меня спать.
— Я освятила её в приходе Святой Норы, покровительницы дев из
небогатых семей.
Я сжимала в руке монету, она едва
помещалась в ладошке, и в тот день мне приснилась собственная
свадьба. Я в длинном подвенечном платье, жених — прекрасный принц,
чертами схожий с профилем молодого человека на монете. Однако даже
в столь нежном возрасте я понимала, что богатый и знатный жених мне
не светит.
Мы не были богатой семьёй, отцу
повезло в делах, и он стал купцом второй гильдии, но я верила, что
святая Нора пошлёт мне состоятельного дворянина, который даст мне
титул и деньги. К вящей радости моих родных и меня, святая не
обманула: ровно через одиннадцать лет я стояла у алтаря в церкви
Троединства — главном храме столицы, и приносила брачные клятвы,
робко взирая на жениха.
Им был настоящий аристократ, граф
Моран, в просторечье Роберт Рэймонд Третий, почти не имевший детей,
но жаждущий их получить. Говорят, прежние жёны рано умерли и не
подарили ему сыновей именно из-за драконьей крови обладателя
громкого титула. Легенда, не более, я старалась не думать о
том.
— Согласны ли вы, Софи Жанис Орбиен,
взять в мужья графа Роберта Рэмонда Моран, чтобы любить и почитать
его, пока смерть не разлучит вас?
— Согласна, — пролепетала я, густо
краснея под густой вуалью, потому что чувствовала на себе
плотоядный взгляд жениха.
Я не была выпускницей школы при
монастыре, единственную дочь мои родители оставили на домашнем
обучении, пригласив гувернанток и учителей, что стоило отцу трети
его годового дохода. Так мне говорила матушка, у меня не было
причин ей не верить.
Именно благодаря некой вольности
воспитания, я имела доступ к фривольным любовным романам и
понимала, какие желания испытывает мужчина по отношению к женщине.
Особенно если он немолод, а его жена юна и невинна.
Наши руки связали красной лентой,
священник произнёс последние слова напутствия, призывавшие жить в
кротости и смирении перед богом, и зазвенел орган.
Я даже на минуту забыла обо всём,
смотря как магические белые птицы, выпущенные из специальной
машинки, закружили под потолком под звуки прекрасной и величавой
музыке, пробирающей до костей. Лишь бы отдалить время, когда моей
рукой завладеет новоявленный супруг!
Он вёл себя как средневековый
рыцарь! Был в меру учтив, любезен и пока не сказал мне ни слова.
Нет, я, конечно, раньше обменивалась с его сиятельством парой
ничего не значащих фраз, но всё это уже стёрлось из девичьей
памяти. Меня показали ему до свадьбы три раза.
В первый раз он приехал к нам в дом
по приглашению отца. Не знаю, что у них были за дела, краем уха
слышала от матери, что отец подарил графу в знак уважения лучшие
ткани, привезённые с Востока. Позже я узнала, уже от служанок, что
из белого шёлка сшили платье для третьей жены графа. Его надели на
несчастную, провожая её в последний путь. Лихорадка в тот год
свирепствовала сильнее обычного.
Тогда граф окинул меня придирчивым
взглядом, спросил, как меня зовут, и удовлетворённо хмыкнул.
Во второй раз он посетил нас спустя
два месяца. Его светлость пригласили на обед:
— Это правда, что ваша дочь, мадам,
совершенно здорова? — спросил он резким тоном, прервав заверения
отца в преданности, чем вызвал у последнего благоговейный
поклон.
— Конечно, ваша светлость. Софи
почти ничем не болела в детстве, слава Троединому!
Уже тогда во мне зародилась
неприязнь к этому высокому господину в парадном платье, но быстро
забылась, когда в третий раз он принёс мне в подарок великолепный
белоснежный альбом с настоящими акварельными рисунками самых разных
цветов. На другом листе, если перевернуть рисунок, оставалось место
для записей.
