- А теперь высуньте дуло в окно и
посмотрите прямо в него своим фирменным вот этим
а-сейчас-я-вам-всем-надеру-задницу взглядом.
Мужчина у окна обернулся и посмотрел
именно так, как его просили, но не в окно, а на осточертевшего ему
режиссера.
- Я не буду высовываться, – отрезал
он, одним отточенным движением возвращая на место автомат, другим –
сдвигая с глаз прибор ночного видения. Он двигался настолько
плавно, но в то же время стремительно, что притаившейся чуть в
стороне девушке все происходящее казалось каким-то нереальным, что
ли… Алиса переступила с ноги на ногу и перевела взгляд на мать.
- Боец, мы должны доснять это
чертово видео, - обратилась так мужчине и закусила подрагивающие от
едва сдерживаемого смеха губы. Спецназовец выругался и перетек
(иначе не скажешь) из одной точки пространства в другую. Чтобы
заметить тихо:
- Я не гребаный Брэд Питт,
Марина.
Мать Алисы без всякого труда
выдержала давящий взгляд несостоявшегося актера и чуть иронично
вздернула бровь. Она была не из тех, чью волю можно было бы
сломить. Даже такому, как он. Да, женщин-военных у нас все еще не
воспринимали всерьез. Но не генерала Вебер. С матерью Алисы
считались все. Сам министр обороны и тот считался.
- Сделай, что тебя просит режиссер,
и можешь быть свободен.
- Он просит меня высунуться.
Высунуться, понимаешь?! Да будь там снайпер, меня бы сняли в
момент. Ты же понимаешь! Или этот дерьмо-ролик снимается для того,
чтобы предполагаемый враг сдох от смеха?
- Нет. Он снимается к
двадцатипятилетнему юбилею спецназа, Белый.
- Да у меня салаги в учебке в жизни
так тупо не подставятся! Даже эти дебилы знают, что огневая точка
выбирается с учетом маскировки выстрела! А это, - палец мужчины в
перчатке ткнул вверх, - на хуй мне прибор ночного видения,
если за окном белый день?
Он даже голоса не повысил. А у Алисы
поднялись тоненькие волоски на теле, и в горле собрался ком. Она
сглотнула, прижав к груди папку со сценарием. И, наверное, именно
это движение заставило мужчину обернуться. Лицо скрыто маской
- одни глаза видны. Но какие… Какие глаза. Мамочки!
- Рус, просто сделай, что тебя
просят. Надо ночь – будет ночь. Просто в оптике как-то
солиднее.
- Дерьмовые понты! – рыкнул тот,
отводя взгляд от девушки.
Алиса сглотнула. Капелька пота
скатилась вниз по груди и упала в простой хлопковый лифчик. Жарко
было, как в аду. А ведь на ней почти невесомый летний сарафан.
Страшно представить, как себя чувствовал этот мужчина в полной
спецназовской экипировке.
Рус? Мама сказала… Рус? Это как?
Руслан? А перед этим она назвала его Белым… Так это он? Тот самый,
легендарный… Позывной Белый. Это о нем столько разговоров ходило?
Странно… Она-то думала, что он старый.
- Послушайте, я понимаю, что все
устали… Но у нас последняя сцена. Давайте ее отыграем, – призвал к
благоразумию тощий неопрятный режиссер, которого министерство
обороны подрядило под этот проект за какие-то совершенно
баснословные деньги. Так говорила мама…
- Давай, Руслан, не упрямься.
Белый выругался под нос, тем самым
демонстрируя, что их отношения с генералом Вебер выходят за рамки
уставных, и с досадой покосился на окно. Стекло давным-давно
разбили, но оно осыпалось не до конца и теперь нависало над рамой,
острыми как бритва краями. То, что нужно по сценарию ролика.
- Это приказ, - раздался тихий голос
в спину. Плечи Белого окаменели.
- Так точно.
Голос все такой же ровный, как в
самом начале, но от него в душном и пыльном полуразрушенном здании
стало будто прохладнее. Алиса на секунду зажмурилась, а когда снова
открыла глаза, боец вновь стоял на огневой позиции. Как и просили,
он высунул дуло старого доброго калаша в окно, по привычке все же
чуть прижимаясь к стенке.
