Пик… Пик… Пик… В такт пульсирующей в
висках боли. На секунду зажмуриваюсь, а когда чуть отпускает,
отрепетированно-приветливым голосом интересуюсь:
– Не желаете приобрести товары по
акции?
– Да на хрена мне ваша просрочка?
Лучше телефончик черкни.
Забулдыге, у которого из покупок на
ленте в девять десять утра – бутылка дешевой водки и пельмени? Ага.
Бегу. Волосы назад.
И кстати, нет у нас никакой
просрочки. За это сейчас такие штрафы, что товары с истекающим
сроком годности реально выгоднее списать.
– С вас тысяча тридцать три…
– Эй, метелка! Я телефончик
попросил. Ты че, меня не расслышала?
Сделав медленный вдох, поднимаю
взгляд на горе-пикапера. Агрессивный подкат вроде этого – далеко не
самое худшее из того, что может случиться с кассиром дешевого
супермаркета, но как же это все задолбало! В такие моменты очень
хочется встать из-за кассы и дать обидчику в морду. Но, во-первых,
я сама постоянно твержу сотрудникам о стрессоустойчивости, а
во-вторых, у мужика и без меня неполный комплект зубов. Будет жалко
выбить ему последние.
– Меня уволят, если я сделаю что-то
подобное на рабочем месте. У вас есть карта нашего магазина?
– Так я после работы зайду, –
«осчастливливает» меня мужик, игриво склоняясь к ленте. – Когда
заканчиваешь?
Поздно. К тому моменту ты до того
ужрешься, что вряд вообще сможешь передвигаться.
– График работы магазина указан на
входной двери. Оплачивать будете картой или наличными?
К счастью, мужик больше не
задерживает очередь и достает из кармана пару засаленных купюр. С
трудом скрывая брезгливость, открываю кассу и начинаю отсчитывать
сдачу, когда из-за спины материализуется Лидочка – кассирша, за
которую я здесь с самого утра отдуваюсь.
– Привет, Петровна. Спасибо
большущее, что прикрыла. Ленка – зараза такая. Я ее когда-нибудь
прибью! Представляешь, в шесть утра мне говорит, что ей, видите ли,
костюм Бабы-яги нужен! Вот скажи мне, почему дети вспоминают о
таких вещах в последний момент?
Встаю со стула, освобождая для Лиды
место. Она старше меня на два года, но в иерархии должностей именно
меня принято называть по имени-отчеству. Я и сама не поняла, в
какой момент из Светика, Светки, Светочки превратилась в Петровну…
Знаю, звучит ужасно.
– Без понятия.
– Еще бы! У тебя детей нет. А мои
меня скоро сведут в могилу! Вот интересно, из чего, по мнению
Ленки, я должна была ей соорудить этот проклятый костюм? –
возмущается Лида.
– Из чего-то же соорудила, –
натянуто улыбаюсь в ответ. Голова болит все сильней. Зато мне почти
не больно от этого «у тебя детей нет»…
– Да уж конечно. Голь на выдумки
хитра. Слушай, а у тебя нормально стоит та елочка, что мы
купили?
На самом деле это никакая не елочка,
а маленькая пихта в горшке, из тех, что выбрасываются на продажу к
Новому году на кассах.
– Ага.
– А у меня засохла. Как бы ее мои
ироды чем не удобрили, как в прошлый раз. Ой, я же совсем забыла!
Там, – Лида понижает голос до громкого шепота и начинает пробивать
товар, дескать, ты не думай, я тут не языком чешу, а работаю, –
Костик твой приехал. На складе торчит.
Сердце… не екает, нет. Так,
запинается от неожиданности и принимается устало тарахтеть
дальше.
– С чего это он мой? – бурчу,
отступая прочь, чтобы избежать ненужного разговора. Интересно, кто
еще в курсе, что мы с Верником встречались? Примерно все? Как же
мерзко…
Плетусь прочь из зала. Проходы между
прилавками украшены дешевой мишурой и пластмассовыми шарами. Из
колонок под потолком звучит Джингл Беллз. Репертуар, имеющий целью
поднять настроение покупателям и на этом кураже скупить оптом даже
то, что они и не думали покупать, не меняется с конца ноября, и
непосредственно к праздникам успевает обрыднуть.