Великий Устюг дремлет в саване инея. Здесь зима – не время года, а иное состояние бытия. Воздух звенит от лютого мороза, колкий и хрустальный; каждый вдох обжигает легкие. Это место – вечное противостояние. Не людей и стихии, а двух миров, сплетенных в немой, отчаянной борьбе.
Снег падает бесшумно, густой и тяжелый, погребая под собой булыжные мостовые, деревянные кровли, резные заборы. Стирая границы между явью и навью, между миром людей и миром иного. Иней, словно седая борода древнего бога-шамана, свисает с карнизов вековых купеческих особняков, скрывая под собой диковинную резьбу наличников. Здесь каждый завиток, каждый «конёк» на крыше, каждый «солнечный знак» на ставне – не просто украшение. Это застывшие в дереве молитвы, шепот забытых языческих символов, обереги, призванные отгонять нечисть, что, как верят местные, бродит в метельные ночи, стучась в окна и уводя в стелющиеся по земле сугробы тех, кто вышел за порог без креста и доброго слова.
Для приезжих – это город-сказка, ярмарка зимних чудес, где ждут встречи с Дедом Морозом. Для тех, чьи корни уходят глубоко в эту землю, кто помнит старые сказания, – это город-тайна. Хранитель.
Великая Сухона, скованная свинцовым льдом, неподвижна. Лишь под толстой броней едва слышно ее сонное ворчание – это старый дух-хранитель реки видит вещие сны о будущем половодье. Говорят, если встать на лед в полнолуние, можно услышать, как поют утопленницы, а в треске льда, похожем на скрежет костей, прочесть судьбу.
Здесь, в этой обманчивой тишине, среди пряничных домиков с коваными флюгерами и запаха печного дыма, смешанного с хвойной свежестью, живут древние силы. Они в самом воздухе, в шелесте заснеженных елей, в следах невидимых существ на утреннем снегу. Силы, что старше и крепче любой человеческой веры. Они помнят языческие капища с резными личинами богов, что стояли здесь до храмов, помнят голодный вой волчьих стай и медвежий рев в глухой тайге.
И там, где есть сила, всегда найдутся те, кто захочет ею завладеть. Или выжечь под корень.
Из тени резных крылечек, из-за сугробов, наметенных у стен древних монастырей, за всем этим безмолвно наблюдают. Охотники. Те, для кого сказка – это поле боя, а старая легенда – приказ к действию. Их война невидима и тиха, как падающий снег. Но от исхода этой войны зависит, сохранится ли древняя душа Севера, его дивная, непокорная магия, или будет навсегда стерта в ледяную пыль, упакована в стерильные отчеты и забыта.
И под этим толстым снежным одеялом, в самом сердце заснеженного города, уже зреет история. История охотника и его добычи. История лжи и спасения. История любви, что способна растопить любой лед.
Она начинается сейчас. С тихого шепота инея на стекле. С первого шага по хрустящему снегу. С взгляда, в котором промелькнуло что-то большее, чем долг.
Воздух в Вотчине Деда Мороза звенел, но не только от мороза. Он звенел от восторженных детских голосов, смеха, отзвеневшего эхом от деревянных теремов, и от тысяч мелких снежных кристаллов, кружащихся в холодном мареве. Искрящийся под солнцем снег хрустел под десятками валенок и ярких зимних ботинок, вытаптывая на площади причудливый, вечно меняющийся узор. Всюду витал запах хвои, сладкой ваты и жжёного сахара с ближайшей ярмарки, где торговали не только пряниками, но и теплом, коротким, но таким ярким праздником. Для всех это было место, где сказка оживала – яркая, праздничная, упакованная в красивые обертки сувенирных лавок.
Таисия вела свою последнюю группу того дня – шумное семейство из Питера с тремя неугомонными детьми, похожими на румяных снеговичков в разноцветных комбинезонах. Её голос, мягкий, глубокий и поставленный, лился легко и мелодично, отработанными годами фразами, за которыми никто не видел тихого усилия.
