Дорога в Заболотье напоминала медленное утопление.
Сперва маршрутка до железнодорожного вокзала, сотрясающая внутренности на каждом дорожном стыке, потом раскалённая уже с утра электричка, набитая голосистыми дачниками, а теперь вот автобус – древний проржавевший ПАЗик, который скрипел и дребезжал на поворотах, будто вот-вот развалится.
К Заболотью он подходил уже пустым. Остальные пассажиры – местные с сумками-тележками, шумная компания грибников – давно вышли на предыдущих остановках. Теперь Анна ехала одна, и от этого ей было ещё более некомфортно. Водитель, пузатый мужик с лицом, скукшенным, как позавчерашний вокзальный пирожок, хмуро посматривал на неё в зеркало заднего вида.
В салоне устойчиво воняло бензином и запустением. Время тянулось страдательно, как в стоматологии.
В Заболотье иначе и не ездили, только через муку смертную. Зато уезжать оттуда всегда было легко.
Точнее, сбегать, если уж говорить совсем откровенно.
Анна прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как асфальт сменяется щербатым щебнем, а потом исчезает и он – и остаётся лишь просёлочная дорога, вьющаяся меж чахлых сосен, будто след, оставленный огромным вязким слизнем.
«Часа три до заката, – мелькнуло в голове. – Хорошо, что с запасом приеду».
Она достала телефон, сверила время. На экране по-прежнему висело утреннее сообщение от мужа: «Ты уверена, что хочешь ехать туда сейчас?»
Анна до сих пор не ответила. Не смогла объяснить, что ехать вовсе не хочет, а именно что должна, причём немедленно. Что иначе… Иначе она его больше никогда не увидит.
Когда автобус в очередной раз подкинуло на кочке, водитель, поймав взгляд Анны в зеркало, пробормотал что-то неразборчивое. Она поспешно отвела глаза. Его внимание уже начинало всерьёз напрягать.
В этот момент по экрану информационного табло побежали ядовито-салатовые буквы.
«ЗАБОЛОТЬЕ… НЕ ВЫХОДИТЕ НА ЭТОЙ ОСТАНОВКЕ… ЗАБОЛОТЬЕ… НЕ ВЫХОДИТЕ НА ЭТОЙ ОСТА…»
Слово «ЗАБОЛОТЬЕ» ещё и пульсировало.
Анна вскрикнула – и проснулась. Водитель посмотрел на неё с плохо скрываемым страхом.
На табло мирно светилось «ЗАБОЛОТЬЕ». Ничего больше. Она просто отключилась с недосыпа.
Анна покрепче стиснула дорожную сумку, которой прикрывала колени, чувствуя, как по спине ползёт вязкая дорожка пота.
В салоне было душно до головокружения.
Она уперлась пальцами в раму, ощущая шершавость старой краски. Форточка с противным металлическим скрежетом поддалась сантиметров на десять и застряла намертво. Но этого хватило, чтобы в автобус ворвался болотный ветер, дёрнул Анну за волосы, шибанул в лицо запахом гнилой воды и прелой листвы.
Анна зажмурилась, чувствуя, как этот знакомый до тошноты смрад заползает в ноздри и намертво прилипает к слизистой. Сколько лет прошло? Двадцать без малого… А кажется, будто ещё вчера она, девчонка неполных шестнадцати лет, ехала в таком же автобусе, давясь тем же воздухом, таким густым, что его можно было жевать. Только в тот раз она бежала куда подальше…
Пальцы потянули вверх ворот футболки: мужниной, слишком большой для неё, пахнущей терпким парфюмом и тем неуловимым сложносоставным запахом его самого, который она так любила. Вдохнула глубже, пытаясь отыскать в памяти тот самый уют: утренний кофе, смех на кухне, его ладонь на своей талии, тёплая постель, сон в обнимку, дождь за окном, выходной, когда никуда не нужно спешить…
Но воспоминания рассыпались и ушли водой сквозь пальцы. Где теперь её дом? В каком измерении существуют эти картинки?
За окном взвыл ветер, принеся новый виток болотного зловония. Анна дёрнула форточку обратно, но запах уже завис в салоне, смешиваясь с остатками парфюма в странный, горький коктейль.
