Июнь 1859 года
Я проснулся от сильной тряски. В нос ударил запах сена, и неимоверно тянуло чихнуть из-за травинки, которая щекотала ноздри.
– АПЧХИ! – не выдержал я.
– Будьте здоровы, Роман Сергеевич! – раздался чей-то приглушенный голос, словно из-за переборки.
Это он мне? Но меня ведь Юрой зовут?
Разлепив глаза, тут же захотелось помотать головой, словно сбрасывая наваждение. Но мысль была неудачной – в висках тут же отозвалось покалыванием, и я резко передумал делать новые поспешные движения. Когда боль притупилась, я аккуратно осмотрелся. Над головой был виден матерчатый полог. По бокам располагались проемы-окна не прикрытые ничем, через которые можно было разглядеть простирающиеся вдоль дороги леса и поля. Сам я полулежал на каком-то деревянном сидении, на которое постелили солому. Как я здесь оказался? Последнее, что помню, я заснул в своей квартире после тяжелого дня. У меня вообще пошла какая-то черная полоса в жизни. Мало того что попытка открыть собственное рекламное агентство провалилась – недооценил степень конкуренции в этом бизнесе, так еще и кредит на новый стартап банк отказался давать. Работать «на дядю» мне не хотелось. Хватило опыта подработок, пока был студентом. До попытки стать рекламщиком у меня был иной бизнес – зарабатывал на фотографировании. Но доход мне показался маленьким, а времени тратиться на него много, вот и захотел сменить род деятельности. Не пошло. Но это не отменяет того факта, что я не в своей квартире, а неизвестно где, и везут меня непонятно куда и кто. Да еще обращаются не по моему имени.
Единственное, что я понял спустя несколько минут тряски – еду я в какой-то карете «на минималках». Слышу характерный цокот копыт впереди, да редкие удары вожжами по крупу лошади. И отвечал мне возница, которого я сейчас не вижу из-за стенки кареты.
– Тебя как звать-то? – не выдержал я, обращаясь к незнакомцу.
– Дык, Акимом кличут, али забыли, вас-сиять? – раздался ответ мужика с удивлением в голосе.
– А это что за тарантас? – пробурчал я, осмотрев повозку.
– Дык, барин, самый обычный, ваш – семейный, – донесся голос Акима, который видимо посчитал, что я продолжаю его расспрашивать.
– Чего? А поуважительней к нему нельзя? – возмутился я такой фамильярностью. – Как называется то он?
Видно сначала стушевавшийся от моего возмущения мужик, после моего вопроса даже удивленно обернулся и заглянул через окно в повозку.
– Вы о чем, барин? С вами все хорошо?
Лицо у него было худое, с куцей бородкой. На макушке у него был непонятный головной убор чем-то напоминающий цилиндр, только вязаный.
– Повозка как называется?
– Звиняйте, но вам походу голову напекло на такой-то жаре, – с беспокойством посмотрел он на меня. – Тарантас – он и есть тарантас. Собственное имя ваш батюшка ему не давал.
– На дорогу смотри, – буркнул я, а в висках снова слегка закололо.
Вдруг в глазах помутнело, и ко мне пришло новое воспоминание, но что было дико – не мое! В памяти всплыл образ какого-то мужика, который рассказывал мне, как ребенку, что за транспорт передо мной. И он-то и говорил, что такие повозки, в которой я ехал, называются тарантасы. Кроме тарантаса у моего рода были еще дрожки – небольшая коляска-короб с одним сидением-диваном и откидным верхом для коротких поездок. Существовал еще один вид транспорта – роспуск. Эдакий «тарантас на минималках», хотя куда еще проще-то? Подобные повозки использовались для выезда в поле большой семьей, но у нас роспуска не было. Зато был у нашего соседа – графа Свечина.
Воспоминание как нахлынуло, так и отступило, оставив после себя лишь дополнительную кучу вопросов. И первый – откуда оно вообще взялось в моей голове?!
