Танец стихий - 2

Вязкий скользкий туман обволакивал все вокруг. Я пыталась вырваться, я бежала, сломя голову, но не могла убежать отсюда. Этот туман держал крепко, и для этого ему абсолютно не требовались ни руки, ни оковы. Просто он проглотил мою душу, спрятал мое сердце, а пустое тело никуда не денется и так.

Иногда в тумане звучали до боли знакомые голоса, пару раз я даже пыталась рассмотреть смутные овалы лиц, но все это было где-то там. А здесь только одиночество, боль, страх. Страх так никогда и не вырваться из этого склизкого тумана.

Проснувшись утром, я привычно поежилась: этот сон сопровождал меня все долгие тяжелые пять лет. И каждое утро я практически на автопилоте встаю, иду в ванну, где под еле теплым, так как с утра на воду большой спрос, душем смываю липкие остатки кошмаров. Потом варю кофе и шагаю в студию: занятия, тренировки, снова занятия, выступления — все смешалось в разноцветный хоровод фальшивых сцен. А потом тоскливый одинокий вечер и опять туман вместо увлекательных сновидений.

Нет, конечно, так было не всегда. Сначала я надеялась: каждый день возвращалась той же дорогой, как в мой первый визит, даже выверяла точное время, специально задерживаясь на тренировках, я молила звезды и глухое небо о новых опасностях. Которые могли бы грозить миру, чтобы Хранители снова призвали меня. Но день проходил за днем, а ничего не происходило.

Я возненавидела это небо, так отличающееся от того, я возненавидела единственное солнце, которое звало по утрам в еще один пустой день. По мне лучше было навеки остаться в том склизком тумане, это и так очень близко походило на мою теперешнюю жизнь, но было не так больно. Может, потому, что в тумане и не ждешь ничего хорошего.

Теперь каждая тренировка для меня за благо; и чем изнурительней, тем лучше. И бралась я теперь за все, лишь бы не думать, лишь бы убить лишнюю минутку, отобрать ее у одинокого вечера, когда в моей душе поднималась неконтролируемая волна безысходности. Плакать я давно уже разучилась — слезы не приносили утешения и почему-то лишь усиливали боль, словно иссушали тело, и от этого перегорали какие-то загадочные предохранители в душе.

Я взяла несколько групп новичков для тренировки. Но даже это не выматывало меня так, как я хотела: чтобы прийти и просто рухнуть от усталости, забывшись тяжелым сном. Тогда стала расширять свой круг: напросилась к друзьям на занятия, металась от стиля к стилю. Вскоре мой день состоял из многочисленных разъездов по городу: я хваталась за любую возможность узнать что-то новое, освоить еще несколько неизвестных движений. Ибо в танце находила если не утешение, то хоть какой-то смысл существования: вдруг тому миру потребуется помощь, я должна быть во всеоружии. И если стихии подчиняются танцу, то именно свой стиль я должна отточить до совершенства.

Теперь, через пять лет, меня не узнавали старые знакомые, даже если нас сталкивало лицом к лицу: конечно, я очень сильно изменилась. Одежду пришлось отнести в красный крест уже через год — я стала носить почти детский размер, ибо аппетит уже не навещал, а танцами я занималась иногда круглыми сутками. Я продала все восточные костюмы: все равно они с меня падали, а стриптизом никогда не хотелось зарабатывать на жизнь.

Еще я перестала улыбаться. Да, раньше улыбка составляла часть танца, но это были другие постановки. Постановки радости. Любви, счастья. Какая у меня могла сейчас быть радость? Так что восток я оставила за спиной, предпочитая искать свой стиль, ставить новые, часто на грани экстрима, танцы. Все стили смешать, но не взбалтывать — теперь я жила по этому принципу.

Но от востока все равно далеко не уйдешь, поскольку наша студия на нем, собственно, и основывается. Приходится и преподавать, и делать постановки соло и для групп. Девочки давно уже смирились, что я теперь не в группе, но часто припоминали мне бегство. Ну не могла я больше идти по старой дорожке: воспоминания буквально скручивали, стоило только глянуть на групповой танец в фиолетовых костюмах. Ведь именно в таком я впервые предстала перед Роже.