– Она вообще помирать-то будет или
нет? Вот же тварь живучая! – слышу ворчание около себя. Голос мне
не знаком. Но, судя по всему, принадлежит молодой девушке или
женщине.
Пытаюсь открыть глаза, но с первого
раза не получается. Веки словно склеились, и я с трудом их
разлепляю. На миллиметр, но этого хватает, чтобы понять, что я в
каком-то погребе или подвале. Вокруг грязь, вонь, и я лежу на
жесткой лавке.
– Вопросов не возникнет, что молодая
вдовушка так быстро померла? – слышу тот же женский голос.
– Не возникнет. Померла и померла.
Сейчас все мрут, – мне не видно обладательницу старческого
скрипучего голоса.
– И когда это произойдет? Я думала,
она уже того, богу душу отдала, – нетерпение так и сквозит в тоне
молодой женщины.
– Всему свое время, моя дорогая,
всему свое время, – старуха была спокойна, в отличие от своей
собеседницы.
– Ненавижу ее! Сперва жениха увела,
потом в могилу его свела, а самой хоть бы хны! – бросает в сердцах
девушка, и я снова отключаюсь.
Прихожу в себя уже в одиночестве и с
трудом поднимаюсь на локтях. Осматриваю помещение, вижу лестницу и
ползу к ней. Все на автомате, инстинктах и силе воле. Кое-как
удается взобраться по этой лестнице и толкнуть крышку люка. Он с
трудом поддается, и я выглядываю из-под него. Комната словно в
деревенском доме. В очень бедном деревенском доме.
Но одно радует – в комнате никого, и
надо этим поскорее воспользоваться. Выползаю из погреба и ползу к
двери. На мне какое-то странное платье, я вообще вся какая-то
странная. Словно тело не мое. Но времени рассматривать, узнавать,
что да как, вообще нет. Вот выберусь, а там уже буду рассматривать
себя и разбираться, куда я попала и зачем. Выбираюсь на улицу и
перевожу дух. Деревенский двор, как у бабки моей был. Вот даже
такой же глухой и слепой Тузик на цепи. На улице ранняя весна и
пахнет сырой землей. Холодно. На мне лишь тонкая рубашка и юбка. Но
возвращаться в этот странный дом, где меня держали то ли в подвале,
то ли в погребе, я не буду. Сумерки сгущаются, и я, переведя дух
пять минут, обхожу покосившийся домик и вижу тропинку к огороду, а
за ним лес. Голоса, что раздались со стороны калитки, и лай собаки,
которая радостно приветствует хозяйку, прибавляют мне прыти, и я
бегу к лесу. Не дай бог, эта хозяюшка, что пыталась меня уморить,
первым делом пойдет проверять свою “гостью” в подполе.
Сил хватает, чтоб ноги меня донесли
до леса, а потом все. Сдулась. Снега в лесу много, значительно
больше, чем во дворе у этой дамочки, и потому от него веет ощутимо
холодом. Если остановлюсь где-нибудь, то окоченею. А значит, надо
идти.
Прислушиваюсь: нет ли погони. Но
вроде позади тишина. Иду по довольно хорошо утоптанной тропинке. То
тут, то там закричит птица, а я шарахаюсь каждого шороха. Тропа
примкнула к дороге. Довольно широкий тракт, но видно, что
пользуются им нечасто. Я уже совсем околела и обнимаю себя озябшими
руками. Зубы стучат от холода, а я думаю, что сбегать в
неизвестность, когда в голове какая-то каша из образов и
воспоминаний, была не лучшая идея. Хотя – если б я осталась, меня
б, наверно, и в живых-то не было. Так что, как ни крути, а уносить
ноги от столь гостеприимной хозяйки нужно было.
Пока думала и анализировала те крохи
информации, что у меня были, уже совсем стемнело и стало не только
нереально холодно, но и невероятно страшно. Я ускоряла шаг, почти
бежала, подгоняемая страхом. Сама не понимала, куда бегу. Но вот
лес закончился, и я оказалась на развилке трех дорог. По одной шла
я. Другая, видимо, шла вдоль опушки леса. А третья уходила вдаль.
Куда именно она вела, я понятия не имела, так как всюду была
непроглядная тьма. И куда мне идти? Та, что шла вдоль леса,
использовалась чаще, там была явная колея от проезжающего
транспорта. Я так бы и стояла на развилке, не понимая, куда мне
идти и что делать, если бы луна не озарила одиноко стоящий
двухэтажный дом. Света в окнах не было видно, но я пошла к нему. У
меня выбор невелик. Или окоченеть где-нибудь на обочине одной из
трех дорог, или попроситься на ночлег к обитателям этого дома. По
сравнению с тем домом, из которого я сбежала, это был практически
особняк по своим габаритам. Чем ближе я к нему подходила, тем четче
понимала, что в этом доме живут ну очень бедные люди или он просто
заброшен. Окна заколочены – это первое, что бросилось мне в глаза.
Ступеньки, что ведут к крыльцу, не мешало бы отремонтировать, а в
лучшем случае заменить. Я хотела постучать в дверь, но она с
мерзким скрипом открылась, и на меня пахнуло затхлостью и
запустением.
