Вера
*****
Смотрю на наручные часы, блаженно выдыхая – конец рабочей смены,
в зале мало народа, и скоро можно будет отправиться домой. Устала –
просто сил нет!
У одной из официанток заболел малыш, что неудивительно в сезон
простуд. Моя Сашка тоже по этой же причине предпочитает сидеть с
няней, а не ходить в детский сад.
Теперь приходится крутиться как белка в колесе, а ещё успевать
делать основную работу.
Устало опускаюсь на стул, вытаскивая из кармана белоснежный
платочек, чтобы промокнуть пот со лба. Но тут на кухню влетает
солнечный ураган, потряхивая жиденькими косичками.
– Мама, там за вторым столиком тебя требуют! – Упирает ручки в
бока.
В ярко–синих глазах встают слёзы, и меня это пугает – Саша не из
тех, кто будет плакать по пустякам.
Скорее все будут рыдать навзрыд от её выкрутасов – спросите у
пяти нянь, которые уволились от нас за последние полгода.
– Они не хотят, чтобы я их обслуживала, представляешь? –
Продолжает сопеть.
– Почему ты? А где Кристина?
– Она вышла. – Непринуждённо жмёт плечами.
Верчу головой в разные стороны, пытаясь отыскать официантку.
Прижимаю дочку к себе, проводя ладошкой по спутанным соломенным
волосам.
– Садись за свободный столик и порисуй красками, хорошо? Я скоро
закончу.
Кажется, Тина снова убежала на перекур, оставив за себя мою
шестилетнюю дочку. Ладно, убью официантку позже – сейчас надо
отправляться в зал.
– А можно я с тобой поработаю? Я буду паинькой,
честно–честно!
– Ты? Паинькой? – Выгибаю бровь.
Не верится мне в это совершенно. Я знаю Сашку как облупленную, и
быть паинькой – совершенно не в её стиле.
– Мне Кристина поможет. А детский труд у нас запрещён.
– Кристина в туалете застряла, ей с желудком нехорошо! –
Докладывает моя ябеда.
Вынимает из своего рюкзачка акварельные краски. Смотрит на меня
ярко – синими глазищами, но я вижу, как поднимаются уголки её губ в
намёке на улыбку.
– И надолго застряла, не поможет! – Добавляет, чтобы не оставить
мне выбора.
Ох, что–то здесь не чисто, наверняка.
– А что Кристина съела или выпила, ты видела? – Присаживаюсь
рядом на корточки.
– Не–а… – Задумчиво качает головой.
Вижу, что–то недоговаривает.
– Саша?
Надувает губки. Замолкает, и в напряжённой тишине я, кажется,
слышу, как стучит её маленькое сердечко.
– Ну ладно, тогда мне придётся отправить содержимое чашки Тины
на экспертизу. Вдруг, она отравилась.
Встаю на ноги, стараясь говорить как можно непринуждённее.
– Помнится, полчаса назад она пила капуччино, а посуду я ещё
помыть не успела.
Направляюсь к дверям. Мысленно отсчитываю секунды, давая девочке
время на чистосердечное признание.
Три, два, один…
– Не надо!
Звонкий голосок, полный отчаяния раздаётся за спиной, и я тотчас
оборачиваюсь.
– Почему? Нужно же всё выяснить.
– Я кинула Тине в чашку слабительное! – Взрывается.
Надувает щёки, становясь похожей на рассерженного ёжика.
– Зачем? – Недоумеваю.
Конечно, и раньше Сашка придумывала всякие пакости, поэтому мы
за год сменили несколько приходящих нянь, и в садик тоже ходим
достаточно редко, но это уже, ни в какие ворота не лезет.
И откуда у него такой интерес к фармацевтике? Неужели отцовские
гены просыпаются?
Да нет, бред, не может быть.
– Чтобы за неё поработать! Она ленится постоянно, столы не
протирает. Хамит посетителям. – Перечисляет, загибая пальчики.
Поднимает на меня упрямый взгляд, сжимая ручки в кулачки.
– Да ну?
– Да–да, загляни в жалобную книгу! Ты ничего не замечаешь!
– А почему просто мне не сказать? – Спрашиваю удивлённо, пытаясь
добавить своему голосу строгости.
– Ты же у нас жалостливая! Снова бы её простила, ты всегда так
делаешь!
По детской щёчке скатывается скупая слеза, и я выдыхаю. Прижимаю
дочь к себе, принимаясь жалеть маленькую вредину. Она ведь не со
зла, просто помочь хотела.
