Усадьба Кастоль представляла собой
огромный участок плодородной земли, обнесенный ветхой оградой по
всему периметру, а также старинный двухэтажный дом из
светло-коричневого камня с черепичной крышей зеленого цвета.
Первое, что бросалось в глаза посетителям усадьбы – длинная широкая
дубовая скамейка без спинки, с которой можно было наблюдать с одной
стороны небольшой двор, старые ворота и двупольную входную дверь, а
с другой, простирающийся на большую территорию сад с плодовыми
деревьями и неполностью засаженный большой огород. Справа от
дубовой скамьи находился высохший и заросший травой фонтан с
небольшой каменной статуей магического существа в центре, а слева,
собственно, сам дом из которого доносились недовольные крики его
хозяйки.
– О, святые земли! Где же эта
девчонка? Иринея! Ты видела, где Вилька?
– Мама, не переживай, Вилерия скоро
вернется. Ты должна беречь здоровье.
– Как же мне беречь здоровье, если
на носу такие важные события, а эта девчонка неизвестно где? –
скривилась недовольная женщина.
– Все будет хорошо, матушка, сестра
скоро вернется, – высокая синеглазая девушка приобняла недовольную
женщину и повела ее в кресло. – Посиди вот тут у огня, я тебе
сейчас плед принесу.
Девушка быстро умчалась за пледом, а
сама хозяйка дома тяжело рухнула в массивное кресло, опустила
пухлые руки на мягкие подлокотники и страдальчески закатила
глаза.
Фулия, владелица усадьбы, часто была
недовольна тем, что происходило в ее доме, о чем она непременно
сообщала всем домочадцам. Она не любила заниматься усадьбой,
которая досталась ей от покойного мужа, и, пока был жив отец
девочек, в доме всегда находилось несколько наемных помощниц. После
смерти Солифа Кастоль наемниц распустили и усадьбой на данный
момент практически полностью занимались трое: дочери Фулии – Иринея
и Вилерия, а также сын ее нового поклонника – двенадцатилетний
Олан.
По сей день Фулия продолжала
игнорировать домашние заботы и не желала заниматься примитивными,
по ее мнению, вещами вроде ведения хозяйства, приготовления еды,
сезонных посадок и сбора урожая. Она искренне считала, что достойна
лучшей жизни, только эту лучшую жизнь она ожидала именно как
подарок от других людей. Пока же такого подарка ей никто не делал и
будучи женщиной требовательной и капризной, она частенько впадала в
тоску по тем временам, когда в обществе еще ценились такие тонкие
натуры, как она. Вопросы Вилерии, младшей дочери, о том, когда же
именно были такие времена, в которые ценились тонкие натуры, она
упорно не замечала или просто делала вид, что не расслышала и сразу
переводила разговор на другую тему.
Торговец, новый поклонник Фулии,
часто был в разъездах, но это совершенно не заботило ее. Самое
главное она получала в любом случае: обновы, украшения, ткани и
ленты, которые относились местной швее или вручались дочерям, чтобы
те пополнили ее и без того огромный гардероб. Небольшую часть
средств, полученных от торговца, Фулия отдавала старшей дочери,
чтобы та тратила их при необходимости на пару дешевых наемниц и
кое-какие бытовые нужды.
– Держи, мама, накрой ноги, сегодня
прохладно, – заботливо смотрела на матушку Иринея.
– Мне что, самой это делать? –
искренне удивилась женщина. – Давай, помоги своей матери. Не видишь
она совсем обессилила от всех этих тревог, что сваливаются на ее
голову из-за вас?
Фулия любила поговорить о себе в
третьем лице. Сгущая печальные краски своего существования, она
могла часами смаковать подробности, рассказывая о себе, как о
героине романа и тем самым желая предстать в глазах слушателей той,
кого непременно захотят спасти. Ей хотелось в столицу. Обычная
жизнь в последнее время ее жутко тяготила, дети раздражали, а
поклонник не оправдал ее романтических ожиданий. Фулия считала, что
торговец свесил на нее своего сына.
