Трактир был далеко не первой свежести. И это еще мягко сказано. Когда-то добротный двухэтажный дом, пусть некрасиво, но крепко сбитый из массивных бревен, он давно нуждался в поновлении. Вывеска над входом так заржавела, что на ней уже с трудом можно было прочитать часть надписи «Синий…». Вместо рисунка под неразборчивыми словами было пятно, отдаленно напоминающее хряка.
Красный шар солнца, наколотый на черные пики деревьев, чудом еще держался в небе, когда София вышла на опушку леса и с облегчением выдохнула в морозный воздух струйку пара.
– Кажется, трактир, – озвучила очевидное Перпетуя, служанка Софии.
– Ну вот! – с удовлетворением сказала София. – А ты говорила, что нужно повернуть направо на развилке.
– А я и сейчас скажу, что надо было направо, – проворчала служанка, с подозрением косясь на одиноко стоящее здание. Вокруг были лишь заснеженная равнина и лес.
– Госпожа, давайте поторопимся, – сказал идущий последним в цепочке слуга. Он вытер пот со лба под большой меховой шапкой, беспокойно глядя на стремительно тускнеющий шар солнца.
Женщины подобрали юбки и заторопились из последних сил по колее, накатанной санями, но уже запорошенной свежим снегом. Собака услышав скрип шагов, лениво гавкнула, но из конуры вылезать не стала. Как будто в ответ на ее гавк, снег, до этого летевший редкими хлопьями, усиленно повалил, и женщины заторопились в тепло.
Софию ошеломило пивным духом, запахом жарящейся на вертеле свиньи и кислой капусты, а также многочисленными другими ароматами, которые присущи только трактирам. Женщина обвела взглядом зал, где среди пары десятков столиков были заняты от силы пять, и уверенно направилась к стойке.
Полный высокий трактирщик ловко протирал кружки большим клетчатым полотенцем сомнительной чистоты и свежести.
– Госпожа! – скорее с удивлением, чем с радостью сказал он, отрываясь от своего полезного занятия.
– Добрый вечер! – сказала София, решительно разматывая пуховый платок.
– Сестра! – еще более удивленно сказал трактирщик, увидев под платком белое покрывало монашеского ордена Последователей Иризы, из-под которого выбивались черные локоны.
– Только послушница, – строго поправила его София, расстегивая шубу: в зале было жарко натоплено. Замерзшие пальцы и ноги сразу начало покалывать. – Нам нужна помощь.
– Какая?
Трактирщик отставил кружку, на которой не особо отразился плод усилий по вытиранию.
– Во-первых, – твердым голосом продолжила София, – у нас перевернулся возок. Нашего слугу придавило. Мы смогли вытащить его из-под возка, но он пострадал. Идти не может. Мы оставили его там. Кто-то из мужчин может пойти с нашим кучером и помочь? – в голосе Софии было нечто, что не давало увильнуть от ответа, по крайней мере, сразу. Недвусмысленный, как пение полковой трубы, он заставил трактирщика со вздохом отложить полотенце и задуматься.
– Да кто пойдет-то? – с сомнением сказал он, увидел во взгляде Софии разгорающееся возмущение и торопливо добавил: – Из мужчин только я да сын мой. Остальные бабы. А вы где перевернулись-то, сестра?
– Как только через речку перебрались, так сразу.
– Эвон где! – трактирщик задумчиво пожевал губами. – Вам надо было на развилке направо идти. Там вывеска есть. Только, видать, снегом ее припорошило. Вот вы и не увидали. А если бы направо пошли, то скореча к деревне вышли. Там бы вам и людей искать.
– Я же говорила, что надо было поворачивать направо, – пробурчала Перпетуя.
– Там что, хозяин, нам делать-то теперь? – с недовольством вмешался кучер. – Вертать и в деревню идти?
– Непременно вертать, – подтвердил трактирщик. – Там и кузнец есть, если что. И людей много. Помогут. И идти не так далеко. Если поспешите, то успеете до темноты.
