Директор Черногорской академии
волшебства любил кататься на коньках. Увлекался загадками и
тайнами. Собирал древние рукописи по некромантии и колпаки
известных колдунов. Коллекционировал необычные вкусы, всё редкое и
необъяснимое, поэтому катанию на коньках посвящал лишь вечер
выходных. Больше не успевал, надо было ещё и академией
управлять.
В воскресенье задний двор заморозил
лично декан факультета Водолюбов. Дорожка вокруг старой вишни
превратилась в такой гладкий и сияющий каток, что отражались
замшелые кирпичи из фасада головного корпуса, отсвечивали окна
лабораторий и лекционных залов, отблёскивали рыжие фонари и даже
холодные острые звезды из далёкой вышины.
Директор величаво сошёл на лёд, а мы
с деканом застыли у кромки, на подхвате. Хотя по правде, лишь
слушали его бесконечные жалобы и молча зверели. По крайней мере,
я.
– Флип! – закатив глаза, выкрикнул
декан факультета Водолюбов и выжидательно посмотрел на меня.
– Туда̀с, – почесав за ухом,
выговорил я заученное слово.
– Тодес!
Я с магами не спорю, пусть
поправляют, им виднее. Я в фигурном катании не разумею. Да и силы
лучше поберечь, ещё ведь двор убирать.
– Коньки тупые, ног не сдвинуть! –
посетовал директор.
– Шикарный риттбергер, – отозвался
декан.
– Нет! Этакая гололедица, впору песок
сыпать. Свет слепит, в дорожку не попадаю.
– Маговраль, чтоб ты навернулся, –
едва слышно шепнул я.
Директор устало закряхтел и
покачнулся, растопырив пухлые руки.
– Падай, падай, – тихонько
проскандировал я, но он не упал, а только передёрнул плечами и
бросил заклятье.
Коньки мгновенно выровнялись на льду
и директор, согнувшись, уехал.
– Приберись здесь! – приказал декан и
припустил следом. – Горячей настойки одолень-травы, господин? Чтобы
колени не болели…
Я скалывал лёд всю ночь и беспрерывно
бормотал под нос:
– Ууу, чародеи! Пальцем щёлк – каток
сам растает, но нет, они до такого не опустятся, пусть дворник лёд
долбит. Что ему ещё делать, лёдодолбу?
К утру я так устал, что присел на
траву у старой вишни. По легенде она торчала посреди пустынного
двора со дня основания академии. Стоило самому нерадивому
студиозусу провести ночь у чудесного ствола, и он видел во сне
ответы на все экзаменационные вопросы. А заглянуть в будущее не
так-то просто даже для настоящего колдуна.
Солнце ещё не встало, поэтому я решил
отвалиться минут на десять и прижался спиной к шершавой коре,
впитывая убаюкивающее тепло. Видать старая вишня и правда,
волшебная.
Над двором возвышалась тёмная
громадина библиотеки. Серые, обросшие мхом и вьюном, стены
напоминали курганы моей родины. Они тоже хранили древнюю мудрость и
вековой покой, навевали умиротворение и глубокомысленные раздумья.
Я даже не заметил, как задремал. Снилось бескрайнее синее море и
величавая чёрная шхуна.
Когда я проснулся, студиозусы спешили
на занятия, скользили по остаткам льда и ржали. Конечно, сил у них
хоть отбавляй, вместе с воскресеньем праздник урожая растянулся на
три дня. Академия пустовала и в кампусе сидели только я и старый
привратник. Вот только ключей от погребов не доверили даже ему, что
уж говорить обо мне. Гнусных магов не волнует аппетит дворника.
Я не ел все праздники. Голод сводил с
ума, а колка льда, как известно, никому не поднимает настроения.
Зачем они так со мной? С моим особым устройством – голод смертельно
опасен. Причем не только для меня. Если бы не заговорённая цепь,
ещё неизвестно кто бы стал лёдоколом.
– Чтоб редкие директорские амулеты
обесценились. У декана после стирки на два размера колпак сел.
Студиозусам на экзаменах все заклинания отшибло, – бурчал я,
плетясь в свою каморку.
Одно грело мой пустой желудок – скоро
наступит завтрак. Набью брюхо, успокоюсь и отдохну. Днём я не
работаю из-за снующих туда-сюда академиков. Мешаются волшботворы,
ни двор подмести, ни мусор выкинуть.
