Каноник Дэниел Клемент, выпускник лондонского Королевского колледжа, настоятель церкви Святой Марии в Чемптоне, стоял на кафедре и смотрел на своих прихожан. В тот день читался отрывок из Книги Чисел – о том, как израильтяне возроптали на Моисея, который вместо Земли Обетованной привел в их пустыню [1]. Эта история живо трогала Дэниела – и, он был уверен, живо трогала каждого из пятидесяти восьми его предшественников: слишком уж часто роптала их паства, как раньше, так и теперь. Моисей смог избежать мятежа: он ударил жезлом в скалу и чудесным образом иссек из нее поток воды, напоив свой мучимый жаждой непокорный народ. Что и говорить, мудрая тактика, и Дэниелу тоже не помешало бы взять ее на вооружение.
– Подобно Моисею и истомившемуся в пути народу Израилеву, – говорил Дэниел, – мы с вами должны учиться жить в надежде, учиться смотреть в будущее и находить опору в настоящем, чтобы преодолеть выпадающие на нашу долю трудности. Моисей в Мериве ударил жезлом в скалу – и из нее полилась чистейшая вода. Так же и мы с вами должны дать место воде – дать ей течь, я бы даже сказал, смывать все наносное. Дорогие мои, нам в церкви необходим туалет.
По толпе пробежала дрожь, в воздухе словно бы повисло эхо последнего слова, поразившего всех своей грубостью. Как будто кто-то и впрямь дернул рычаг смыва и обдал прихожан чем-то непристойным.
Церковь Святой Марии, жемчужина английской перпендикулярной готики, чудесная с архитектурной точки зрения и чудесно вписанная в сельский ландшафт, вот уже четыре столетия обходилась без уборной. Бесчисленные поколения чемптонцев безо всяких эксцессов выстаивали службы гораздо более частые и продолжительные, чем теперь, и священники, даже разменявшие коварный в этом отношении десятый десяток, тоже как-то справлялись. Дэниел подозревал, что далеко не первым обнаружил невидимый с дороги уголок между контрфорсом и северной стеной, где скрытый от посторонних взоров настоятель мог удовлетворить свою естественную потребность, поджидая запоздавшую невесту.
Дрожь утихла, когда началось причастие и Дэниел вышел на ступени алтаря со Святыми Дарами в руках, ожидая, пока паства подойдет к алтарной перегородке. Это всегда занимало неоправданно много времени. В церкви Святой Марии, как и во многих других, прихожане в основном толпились сзади, оставляя передние ряды для немощных, чтобы тем было лучше видно и слышно (когда наконец утихнет свист слуховых аппаратов).
– Приступите с верою, – возгласил Дэниел, не в силах полностью скрыть легкое раздражение, – примите Тело Господа нашего Иисуса Христа, за вас преданное, и Кровь Его, за вас пролитую.
В самом деле, жаждущие жизни вечной могли бы и поторопиться, когда им предлагается столь щедрый дар. Впереди всех выстроились певчие, чтобы быстрее получить причастие и вернуться на хоры исполнять гимн, но по другую сторону алтарной арки никто не тронулся с места, пока процессию не возглавил лорд де Флорес – церковный попечитель, владелец поместья и работодатель Дэниела, редко посещавший церковь, но пришедший в тот день по его просьбе. Он тяжело поднялся с фамильной скамьи, украшенной родовым гербом – венком цветов [2], – и, с трудом протиснувшись мимо родственников, нетвердой походкой двинулся вперед через арку. На нем был воскресный твидовый костюм (этот костюм Дэниел дипломатично называл про себя «заслуженным», гадая, не облекал ли он еще отца нынешнего лорда). Бернард казался неповоротливым, но виной тому был не его возраст – пятьдесят семь лет, а избыток ночных возлияний. Он споткнулся, проходя мимо капеллы слева от алтаря – фамильной усыпальницы, где под барельефами покоились его предки, готовые в роковой час принять и его самого в свое общество.
