Глава 1
Мы не ангелы, парень,
Нет, мы не ангелы.
Там, на пожаре,
Утратили ранги мы.
Нету к таким ни любви, ни
доверия.
Люди глядят на наличие перьев...
Мы не ангелы, парень...
Агата Кристи, Би-2, А мы не ангелы,
парень©
Джерри лежал на спине, изучая
взглядом потолок, где ближе к одному из углов была малозаметная
трещина, напоминающая по форме раздвоенный змеиный язык. Больше
деть взгляд было некуда. Кровать без спинки, изножья и ножек,
никаких тумбочек и шкафов, стальная дверь, зарешёченное окно с
непробиваемым стеклом, открывающееся строго по расписанию. Идеально
белое постельное бельё, высокие потолки такого же снежного цвета.
Комната была неприлично огромной в своей пустоте и светлой
настолько, что поначалу это раздражало глаза. Тот неприметный
«язычок» был самой интересной деталью в ней.
Камеры по периметру помещения, день и
ночь фиксирующие всё, что происходило в его стенах, не найти было
угла, в котором возможно было бы укрыться от их всевидящего
безучастного ока.
Бесшумно работали вентиляция и
кондиционер, даря прохладу в жаркий летний день. За это нужно было
сказать спасибо, иначе бы в замкнутом пространстве с наглухо
закрытым окном можно было задохнуться.
Полтора года Джерри провёл в этой
клетке, из которой было никуда не деться. А до этого были другие.
Свой шестнадцатый день рождения он встретил в следственном
изоляторе.
За то время, пока длилось следствие,
Джерри так и не признал, что действительно совершил те
преступления, в которых его обвиняли. Но этого и не требовалось,
против него свидетельствовали слишком весомые улики. Даже суд был
скорее формальностью. Судебный процесс прошёл за закрытыми дверями
с малым количеством присутствующих. Зачитали обвинения, выслушали
самого подсудимого и прочих и вынесли приговор. Судья звучно ударил
молотком по трибуне, знаменуя конец разбирательства и начало
чего-то неизвестного, очень сложного.
Ян был бы рад, если бы Джерри понёс
наказание за свои деяния по всей строгости закона, но уважение к
почившему другу не позволили ему остаться в стороне. Он объяснил
всё полиции и настоял на том, чтобы Джерри прошёл тщательнейшую
психиатрическую экспертизу, сам изначально взялся его обследовать,
но его быстро отстранили от участия в деле, потому что у него были
личные мотивы, которые могли помешать объективности
исследования.
Полиция подняла дело «о мальчике из
ниоткуда», изучила его вдоль и поперёк, заново перепроверила каждый
факт, но ничего нового не удалось выяснить. Для медицинской
экспертизы это послужило основанием для постановки
неподтверждённого диагноза: «Диссоциативное расстройство
идентичности» или – раздвоение личности. Вместо колонии Джерри
отправился в местное учреждение принудительного лечения, а после
его перевели в столицу.
Так он оказался здесь, в огромном
овальном здании белого цвета, рассчитанном всего на четыреста
постояльцев. Здесь лечились только «лучшие» - самые уникальные
случаи со всей страны, те, с кем по разным причинам не справлялись
больше нигде. Убийцы, насильники, истязатели с самыми сложными,
извращенными и необъяснимыми формами душевных болезней. И среди них
затесался ещё совсем юный парень с кукольной внешностью, потому что
и его случай был слишком непонятен. Очевидно, он был болен,
психически здоровый человек, тем более ребёнок, не пошёл бы на
такое. Но и доказать наличие заболевания никак не удавалось.
Это место было почти секретным. Про
него знали те, кто работал в нём, а обычным обывателям эта
информация была ни к чему. Те же, кто проходил здесь лечение,
предпочитали не распространяться об этом.
По факту больница, но больше – тюрьма
самого строго режима. Исключительно одиночные палаты: стандартные и
для буйных, что объясняло несоответствие размеров учреждения с тем,
скольких пациентов оно могло принять. Решётки на всех окнах,
пятиметровый забор. Вооруженная охрана, имеющая приказ открывать
огонь после первого предупреждения, потому что они имели дело не с
простыми людьми, а с психически больными преступниками. Если такой
человек не остановится после первого оклика, значит, он не сделает
этого и на второй раз, потому что не отдаёт себе отчёта в
происходящем. Сухая и жестокая логика, рассчитанная на то, чтобы
любой ценой не позволить никому бежать, пока его не сочтут
достаточно здоровым для возвращения в обычную жизнь.