Зал был наполнен светом и мягким гулом голосов. Картины Амалии висели в строгом порядке – пейзажи, портреты, абстрактные мазки, в которых угадывались силуэты. Для неё это был день, к которому она шла всю жизнь.
Она стояла у входа в зал, в простом, но изящном платье пастельного цвета, и смотрела, как люди останавливаются у её работ. Мужчины в костюмах, женщины в вечерних платьях, кто-то с бокалами шампанского.
«Я здесь. У меня получилось.» – мелькнуло в голове.
Сколько лет она рисовала в одиночестве, часами сидела у мольберта в саду. Сколько раз казалось, что её картины никому не нужны, что это просто её личный мир, который никто не увидит. И вот – зал, люди, похвала.
– Вы потрясающе работаете с тенью, – сказал мужчина лет пятидесяти, задержавшись у одного из полотен.
– У вас руки художника от Бога, – добавила пожилая дама с жемчужным ожерельем.
– Я чувствую в ваших картинах эмоции, – заметила молодая девушка с блокнотом.
Амалия благодарила, улыбалась, хотя сердце билось быстрее обычного. Она всегда терялась от чужих комплиментов. Но в этот раз было нечто другое. Она всё время ловила себя на том, что взгляд возвращается к дальнему углу зала.
Там стоял силуэт.
Высокий. Неподвижный.
Амалия напряглась, даже перестала дышать. Моргнула. И сделала шаг вперёд. Но когда подошла ближе – там уже никого не было.
Она остановилась, обвела взглядом толпу. Люди смеялись, пили шампанское, обсуждали искусство. Всё выглядело абсолютно нормально.
«Показалось…» – попыталась она убедить себя. «Я просто слишком много рисую эти образы.»
Вернувшись к картинам, она заставила себя сосредоточиться. Но ладони оставались влажными, а дыхание – неровным.
– Мисс Сент-Клер, – раздался за спиной ровный голос официанта.
Амалия обернулась. В его руках – серебряный поднос. На нём – тонкий бокал с шампанским и сложенный вдвое листок бумаги.
– Это для вас, – произнёс он, чуть поклонившись.
Она медленно взяла записку. Бумага была тёплой, будто кто-то держал её в руках совсем недавно.
Развернула.
«Твои картины стали ярче. Но в каждой из них всё равно есть тень.»
Мир вокруг будто на секунду замер. Сердце болезненно толкнулось в груди.
Её пальцы дрогнули, оставив на листке след от шампанского.
Амалия вскинула взгляд, обшаривая глазами зал – свет, вспышки камер, фразы, смех, аплодисменты.
Но его не было.
Ни знакомого лица. Ни тени.
Только холод, что медленно пополз по позвоночнику.
И странное ощущение – он где-то здесь.
Смотрит.
Когда выставка наконец закончилась, Амалия почувствовала странную пустоту – будто всё происходившее вокруг было не с ней.
Аплодисменты, слова восхищения, вспышки камер – всё это размывалось в звуках, тонуло где-то далеко.
Она сжала ремешок сумки, пробираясь сквозь толпу к выходу. В воздухе стоял запах шампанского и духов, смешанных с дождём – Нью-Йорк, живой и хищный.
За дверью галереи её окатил порыв холодного ветра. Ночной город светился миллионами окон, словно наблюдал за каждым её шагом.
Такси остановилось почти сразу. Водитель кивнул, и она опустилась на заднее сиденье, чувствуя, как ноги наконец дрожат от напряжения.
Дверь закрылась – и шум города остался снаружи.
Нью-Йорк за окном сиял огнями, но её глаза не видели ни улиц, ни неона. Всё расплывалось в одно мерцание.
Она сжимала сумку на коленях, пальцы вцепились в ткань так, что побелели костяшки.
Телефон завибрировал, нарушив тишину.
Резкий звук, будто удар током. Амалия вздрогнула, открыла экран.
Новый номер. Неизвестный.
Сообщение.
Короткое. Ровные буквы, будто напечатанные с холодной уверенностью:
«Ты не сможешь спрятаться от того, кто знает тебя лучше, чем ты сама.»
