В ритмах звенящего сердца. Книга вторая: Райская Гавань

Вест-Индия, о. Эспаньола [1],
побережье Карибского моря к западу от г. Санто-Доминго [2],
асиенда Эль-Пуэрто-Эн-Эль-Параúсо [3],
август, 1725 год

Донья Каталина любила просыпаться на рассвете. Может, дело было в свежей легкости воздуха, текущего вместе с первыми лучами солнца сквозь приоткрытые створки решетчатых окон, который насыщал ее спальню пьянящими ароматами морского бриза, влажной тропической зелени и цветов.

Пестрые нотки запахов переливались ненавязчиво, вплетаясь в несмолкаемые трели птиц за окном, ласкали обоняние, а вместе с ним питали тихой радостью ее неспокойное сердце. Казалось, этим изысканным букетом можно наполнить бокал из муранского стекла [4] и пить, словно сок душистых плодов, которые в этих благодатных местах произрастали в изобилии.

А может, раннее пробуждение избавляло донью от нудного ритуала одевания, который предполагал затягивание ребер в душный корсет и долгую укладку своенравных прядей в высокую прическу, подобающую ее положению, с обязательной пейнетой и благонравной мантильей [5].

Не сказать, чтобы сеньора Коста Гальяно не любила помпезные приемы, красивые наряды и изысканные coiffures [6], но с некоторых пор Каталине гораздо отраднее было плеснуть в припухшие со сна глаза прохладной водой, которую чернокожая горничная Розетта оставляла ей накануне. А после, напевая нехитрый мотивчик, чиркнуть несколько раз по густым взъерошенным локонам черепаховым гребнем, на ходу заплетая их в незатейливую косу. На лишние изыски не было ни времени, ни нужды: девушка все равно старалась выскользнуть из дома незамеченной, дабы нанятая ей же самой дуэнья [7] Хуанита поменьше поджимала потом губы за завтраком.

Что ж, жалование старая матрона получает немалое лишь за то, чтобы служить надежным щитом от соседских сплетен и в тоже время помалкивать, когда ее вовсе не спрашивают! Пусть вон лучше направит свой праведный пыл хотя бы... на домашнее хозяйство, старая перечница.

Каталина мысленно подмигнула чопорной дуэнье, которая наверняка изволила еще почивать, и поспешила облачиться в непритязательные холщовые кюлоты и широкую рубаху мужского покроя, которые остались от ее безвременно почившего мужа – Дона Диего Фернандо Алварес де ла Серна, искусно переделанные портнихой под ее размер.

А теперь осталось только натянуть треуголку на глаза и бежать через сверкающий утренней росой сад, на конюшню, где наверняка уже переминается в предвкушении ежедневной прогулки оседланная доном Гуано быстроногая и изящная лошадка-паломино [8] с величавым именем Ля Эстрелла Дорада [9]. Ну или попросту – Эстела.

Кобыла аккуратно взяла теплыми губами морковку из хозяйских рук и радостно загорцевала, когда Каталина, подсаженная грумом, взлетела одним легким движением в привычное ей мужское седло.

– Ну, ну, девочка, легче, не горячись! Давай-ка шагом для начала!..

Донья похлопала грациозную шею своей любимицы, отливающую золотым лоском под лучами восходящего солнца, и после небольшой разминки пустила нетерпеливое создание резвым аллюром прямо по дороге, которая за усадьбой еще немного пролегала по высокому плато, а потом мягко соскальзывала вниз и сворачивала чуть влево, к тенистому перелеску, за которым в пойме реки расстилались обширные плантации асьенды...

Словно сорвавшаяся с тетивы стрела, красавица кобыла размашистой иноходью плавно понесла хозяйку над землей.

Огромный кобель той же золотистой масти заполошно вылетел им наперерез откуда-то из глубин двора. Каталина, привстав в стременах, залихватски присвистнула разогнавшейся псине и мотнула головой приглашающе: конечно, куда она без Мачо теперь. Пес с некоторых пор стал ее постоянным спутником в этих утренних выездах, что, кстати, позволяло ей не брать лишних людей для охраны, наслаждаясь таким благостным для нее одиночеством.