Он был пьян в ту ночь. Очень пьян.
Мир кружился вокруг него, а мысли путались. Он не собирался так
напиваться, честно, но это… Черт, это просто случилось. Уже в
который раз.
Сначала был один бокал бренди, потом
другой, за ним последовал третий. И вот уже ноги Джеймса стали
ватными, а тело сковали липкие, тягучие цепи. Но ради этого он и
пил, не так ли? Ему нравилось. Это оцепенение, оно похоже на
замедленный полет.
И всё же он был не настолько пьян,
чтобы забыть обещание, данное ранее утром прекрасной Элоди Буршье.
Он попросил ее руки, и она согласилась! Ее тихое и робкое «Да»
сделало его самым счастливым мужчиной в мире.
Оставалось только обо всем их
рассказать отцам. Благо они были добрыми друзьями, так что никаких
препятствий к этому браку попросту не существовало.
Согласие будет получено, и Элоди
станет его женой. Уже скоро он поцелует ее сладкие губы, обнимет
роскошное тело, сделает ее своей, без остатка… Эти мысли разжигали
в нем желание. Возможно, не так уж сильно он и напился.
Опрокинув последний стакан, Джеймс
решил, что пора покинуть компанию любезных джентльменов, которые
уже готовы были хлестать бренди из горла. Хотя… Он мог бы
оставаться с ними всю ночь и пить. Только когда он пил, то
чувствовал себя свободным.
Элоди тоже дарила чувство свободы. А
еще из-за Элоди на утро не болела голова.
Ее образ проплывал у Джеймса перед
глазами, пока он неуверенно шагал по темным коридорам графского
дома. Чуть не упал на лестнице. Загородные пирушки всегда такие
веселые!
Оказавшись в спальне, он скинул
ботинки и бросил на пол жилет. Через секунду туда же последовала
рубашка. Джеймс споткнулся, снимая штаны, и упал на кровать с
радостным криком:
— Ой! Ха-ха!
Он пинал одежду так яростно, будто
она его оскорбляла. Когда, наконец, его тело избавилось от
возмутительных оков, и он раскинулся на кровати — притихший и
совершенно голый. Мягкий летний ветерок дул в окна, делая ночь
прекрасной.
Мир больше не вращался, но немного
покачнулся, когда он закрыл глаза и отдался тьме. Это было похоже
на катание на лодке. Джеймсу всегда нравились лодки. А еще
нравилось томное состояние между пьяным сном и не менее пьяной
реальностью.
Ни мыслей, ни сомнений. Ни горестей,
ни радостей. Ничего, кроме сладкой темноты.
Джеймс почти уснул, когда что-то
коснулось его бедра. Или кто-то? Он встрепенулся и нахмурился,
пытаясь открыть глаза. Веки разомкнулись неохотно. Его зрение
осталось затуманенным, и всё же он смог различить силуэт девушки с
длинным темными волосам.
Он улыбнулся.
— Элоди…
Само ее имя — воплощение спокойствия
и счастья. Но что она здесь делает? Об их помолвке еще никому не
известно. Если ее заметят тут — она пропала. Меньше всего Джеймсу
хотелось, чтобы их брак начинался со слухов, порочащих ее
честь.
Он замычал и покачал головой.
— Любимая, тебе нельзя...
— Т-ш-ш… — ответила она.
Ее нежная рука скользнула между его
бедер и начала вытворять такое, от чего Джеймс мгновенно
возбудился. Приглушенный стон сорвался с его губ. И где только
неопытная девственница научилась такому искусству?
Если бы он был трезв, то подумал бы
над этим вопросом подольше. Он бы заставил себя открыть глаза
пошире и внимательнее рассмотреть женщину, стоящую на коленях у
него между ног.
Но он не был трезв и не сделал ни
одну из этих разумных вещей.
Позже, когда она оказалась сверху,
Джеймсу показалось, что в дверях кто-то тихо охнул, но этот звук
потонул в сладких вздохах Элоди. А ему уже было плевать,
девственница она или нет. Не важно, что они делят ложе до
свадьбы.
Значение имело лишь, что эта удивительная, чудесная женщина
наконец-то принадлежала ему. И он никогда ее не отпустит. Потому
что он любит ее больше жизни.
