Хэмптон-корт, 26 ноября 1533 года
Моя мать вышла замуж, когда ей было пятнадцать. Она говорила, что в
тот день рыдала так, словно шла на собственные похороны, а не под
венец. Брак стал для нее тюрьмой, и когда стальные решетки темницы
захлопнулись за ее спиной, она вцепилась в них и начала греметь изо
всех сил.
Но не для того, чтобы выбраться, нет. Она хотела свести с ума
своего тюремщика.
Я надеюсь, что не повторю ее судьбу. Надеюсь, что меня ведут не
в темницу, а в роскошный просторный зал, полный покоя и радости. И
любви.
Сегодня день моей свадьбы. Мне четырнадцать лет, и это всего на
год меньше, чем было матушке. Хотелось бы, чтобы на этом совпадения
закончились.
Несколько различий точно есть. Мой жених одного со мной
возраста, а не вдвое старше. И для него это тоже первый брак. А еще
он сын короля. Отец ведет меня через дворцовые залы прямиком к
часовне, чтобы наша семья, наконец, породнилась с королевской
семьей. Он в восторге от этого союза и даже не пытается скрыть свою
горделивую улыбку.
Для отца моя свадьба — это триумф. Для матери — позор. Для меня
— страх и неизвестность.
Меня зовут Мэри Говард, и я ношу это имя последние секунды своей
жизни. Еще чуть-чуть, и я стану Мэри Фицрой. Осталось только
повернуть за последний угол, подойти к алтарю и произнести
клятвы.
И желательно сделать всё это, не запнувшись о собственное
платье, которое изрядно мне мешает. Такого конфуза матушка точно
никогда мне не простит. А вот брат будет хохотать до боли в животе,
это я точно знаю.
Двери часовни открыты, и мы заходим в них. Я крепко сжимаю
огромную отцовскую руку, шершавую и надежную. Отец еще ни разу меня
не подводил. Он приложил максимум усилий, чтобы устроить мне такой
выгодный брак, так что и я не должна подвести его.
Я должна стать лучшей из всех королевских невесток, которых
знала Англия.
Но, Господь мне свидетель, так страшно мне еще не было. И когда
я вижу на том конце часовни своего жениха, страх усиливается в
разы. Стягивается узлом у меня в животе.
Генри Фицрой ждет меня. Ждет, чтобы назвать своей женой.
Моя семья знает его много лет. Конечно, вся страна знает его
много лет, ведь люди так долго ждали мальчика, что были рады этому
бастарду, словно принцу, но все-таки мы, Говарды, знакомы с ним
чуть лучше остальных.
Отец лично организовывал его почти-королевский двор, искал ему
наставников, выписывал лучших учителей. Моего брата Гарри отправили
к нему в Виндзор, чтобы они вместе учились, жили, играли и в итоге
стали лучшими друзьями. В этом и был замысел отца — сделать
королевского сына другом нашей семьи. И этот замысел удался.
Даже более чем.
Теперь Генри Фицрой уже не мальчик. Это юноша на голову выше
меня, с узким лицом и густыми рыжими волосами, которые отливают
медью, когда солнечные лучи падают на них сквозь витражи. Его
бледно-голубые глаза смотрят прямо на меня. Я уже подошла
достаточно близко, чтобы взглянуть в них.
Достаточно близко, чтобы смутиться. Он такой красивый.
Пожалуй, нос у Генри великоват, но его это не портит. В конце
концов, не мне, урожденной Говард, рассуждать о носах. У нас самих
они не меньше.
Генри приветливо улыбается мне, и я нервно улыбаюсь ему в ответ.
Он протягивает руку, и отец бережно вкладывает в нее мою ладонь.
Передает меня будущему мужу и отходит.
Как бы мне не свалиться на пол от волнения.
Рука Генри очень мягкая и немного влажная. Мне только сейчас
пришло в голову, что он, наверное, тоже переживает не меньше моего.
Боится. Думает о том, что ждет нас впереди. Стану ли я его
величайшей гордостью или величайшей обузой?
Священник начинает обряд. Его слова звучат громко, чтобы слышали
все присутствующие, но я не могу сосредоточиться на смысле
сказанного. Я поднимаю глаза и вижу сводчатый потолок и
великолепный витраж, с которого на меня смотрят король и его первая
королева — Екатерина. Ее опыт, как и опыт моей матери, мне совсем
не хочется повторять. И не придется. Я не собираюсь врать своему
мужу ни при каких обстоятельствах.
